1
Я развелась с Арсением и стала снимать квартиру в Москве. Прошлое мучило меня своей протяженностью. Как долог был самообман, сколько вязких лет я называла “простым человеческим счастьем” крайнюю степень горя — бессмысленность плотского существования, ложно оправданную необходимостью добывать пищу и разводить потомство. Жизнь, насыщающую только могилы.
— Арсений живет с девчонкой, беженкой из Таджикистана. Она
И я увидела Асю — на восходе месяца, белого и полупрозрачного, как ее кожа.
Я увидела Асю через неделю после приезда на родину, где я не была целый год, точнее, целую жизнь: на этой земле я не жила, а спала в тяжелом наркозе. За неделю я узнала, что Ася больна, что у нее постоянные выкидыши, отец-пьяница, мать торгует шмотьем и кое-чем еще. Я не знала только, что Ася так красива: худая, рыжая и белокожая, с глазами серыми, как сам прах земной.
Войдя в сестринскую, она принялась болтать, и медички подхватили пустой разговор, труня над Асей, ибо принято в деревнях подшучивать над сумасшедшими.
Она задрала огненно-алое платье, под которым мелькнул молочный полумесяц, точь-в-точь как за окном, и моя сестра вонзила шприц в мучнистую кожу.
“Это ты Маринкина сестра? Пойдем выйдем, разговор есть”, — вдруг серьезно сказала мне Ася, придерживая вату под платьем. Медички прыснули.
Мы вышли в коридор. “Расскажи, как ты с Арсением гуляла”, — попросила Ася. Она говорила в нос из-за полипов, о которых я тоже уже слышала от односельчан, — они старались изобразить ее как можно большим ничтожеством, заискивая передо мной, — но полипы делали Асин голос скорее детским, чем неприятным. “Я с Арсением не гуляла. Я была за ним замужем”. — “А ты хотела бы с ним опять сойтись?” — “Нет. У меня есть другой. Я работаю в Москве, снимаю квартиру, а Арсений никогда не хотел жить в городе”. — “Да. Он любит деревню. Здесь его родина”. В ее словах я не услышала упрека себе, эмигрантке, только гордость Арсением. Ася села в инвалидную коляску со спущенными шинами, младшую сестру катафалка. “Покатай меня!” Я повезла ее по темному коридору, пахнущему хлоркой.
Так началась моя единственная и невозможная любовь.