Новый мир. № 10, 2003

Юность прошла незаметно,
скрылась тактично за садом.
Пахнет прохладою летней,
выдохшимся лимонадом.
В облако белой сирени
я погружаю руки…
Сбрасываю напряженье,
знанье чужой науки.
Вот провожает ветер
ту, что ушла тактично.
Шрамиком сердце метит,
впрочем, это о личном.
Опыт моих терпений
стер мне ладони, локти.
И голубели вены,
воздух буйствовал в легких!
Опыт моих сомнений
был мне дарован свыше.
Зря ли я без ступеней
в детстве ходил по крышам?
Годы моих забвений,
вы на задворках Европы,
где состоянье лени
новый дарует мне опыт.
Мир заключен в палисадник,
провинциально величье…
И спешившийся в ночь всадник
просит на площади спичек…
Грозди сирени. Так что же,
воздух, ты — фиолетов?
Лица у местных прохожих
с европейским приветом…
Что-то не очень воздух
свеж и чист на задворках.
Вот и спасают гроздья,
запах сирени горький.
Трудно не стать циничным
в нашем искусстве опасном, —
общество тянет привычно
к белым, коричневым, красным.
Облако влажной сирени,
ливень, что за оградой,
мне даровали зренье,
опыт — что еще надо?..

Сиреневый хутор

Поедем с тобою на хутор,
где нас привечают друзья,
где Ляля по озеру утром
плывет, средь кувшинок скользя,
где Владик наперсточек водки
разделит с тобой пополам,
где чутким становишься, кротким,
по вере где миру воздам.
На хутор, сиреневый хутор,
где бабочек станем ловить,
где добрым быть хочешь и мудрым,
без мыслей о будущем жить.
На хутор, в зеленые ветки,
чтоб дома с тоски не завыть,
деление раковой клетки
на воздухе остановить…
На хутор, на хутор, на хутор!
В молочном тумане земля,
где кофе несут нам, как будто
в кафе «Клозери де лиля»[1]

.Как шприц, человек одноразов.
Зачем ты над чашкой молчишь?
Тебе ж обещал я в алмазах
сиреневый город Париж…

Про это

Рамуте и Юозасу.

Сижу на бережку и думаю про это…
Благодарю, Господь, за испытанье летом,
когда мне надрезал сухие связки скальпель,
я ощутил лицом всю животворность капель
прошедшего дождя на веточке сирени,
которую жена творила в день рожденья!
Та веточка была махрова и лилова…
Благодарю, Господь, ты поступил сурово
за то, что я бывал порой в угаре винном,
за то, что рисковал я ремеслом старинным,
за то, что надрывал за честь глухих сограждан
я горло… И оно перегорело дважды.
Сижу на бережку и думаю при этом:
а все-таки оно совсем не злое, лето, —
благодаря ему узнал, кому я нужен
и без корысти кто со мной душевен, дружен.
Я, старый атеист, у Бога на пороге…
Молю Тебя, продли, продли мои дороги!
Сижу на бережку у речки Ратничеле,
свищу, пишу, курю, а как бы вы хотели?

Сергей Бочаров Петербургский пейзаж: камень, вода, человек