В уверенности Саши, что он и его друзья должны дать стране свое правительство, срабатывает уже его позиция политика, Человека Власти, как бы стоящего над “просто людьми”. Сам образ грядущей революции в романе как стремления подчинить (вернуть) себе Россию без внятного представления о том, что с властью делать, обращает “союзников” в Людей Власти, власти, так сказать, нагой. Нравственно то, что полезно революции, — эта установка уже присутствует и в деятельности “союзников”, и в самом герое. Сашу пытают фээсбэшники, а потом выбрасывают полумертвого в лесочке умирать — пафос этих страниц обличительный: фээсбэшники — нелюди, садисты, потерявшие человеческий облик, и власть, представленная такими людьми, безнравственна и заслуживает свержения. Но вот сам Саша, обнаружив за собой слежку, заманивает на пустынную стройку преследователя, сбивает его с ног и начинает “дознание”, — тут-то выясняется, что приемы Саши ничем не отличаются от хватки фээсбэшников, только что осужденных, с точки зрения общечеловеческих норм морали. (“Ничего не говоря, Саша резко ударил сидящего ведром по голове. Получилось очень громко. И, кажется, больно. Саша подумал и еще раз ударил сидящего ведром. На этот раз угодил по рукам, прикрывшим голову. „Я тебе задал два вопроса: ‘кто ты такой‘ и ‘зачем ты шел за мной‘, а ты мне пока только рассказал, что ты Мудон...””).