Читаем Новый Мир ( № 10 2006) полностью

“Конечно, страсть Юрия Живаго и Лары — это не христианское служение, как уверяет нас Д. Быков. Думается, люди с таким мироотношением, с такими ценностями ведут человечество только и неминуемо к гибели, к вырождению, самоистреблению. Юрий Живаго являет классический образчик эгоцентрической личности, тот тип интеллигента, о котором так исчерпывающе точно сказал И. Солоневич: „Эта интеллигенция — книжная, философствующая и блудливая <...> отравляла наше сознание сто лет подряд, продолжает отравлять и сейчас. Она ничего не понимала сто лет назад, ничего не понимает и сейчас. Она есть исторический результат полного разрыва между образованным слоем нации и народной массой. И полной потери какого бы то ни было исторического чутья”. Эти слова в полной мере применимы и к Д. Быкову, автору книги „Пастернак””.

Вера Павлова.Стихи. — “Новый Журнал”, Нью-Йорк, 2006, № 243.

Роман журавля и синицы —

предмет обсужденья ворон.

Нью-Йорк никогда не снится,

поскольку он сам — сон,

приснившийся Семирамиде.

Синица, душа моя,

что можно во сне увидеть

в объятиях журавля? —

Море.

Глеб Павловский.Две речи — одно событие? — “АПН”, 2006, 10 июня.

“Я предлагаю рассмотреть XX съезд в контексте пары великих риторических сдвигов ХХ века — как сторону риторического диполя. Полюс каждого — некая речь. Речь, которая с момента своего произнесения, укрупняясь, разрастается в мировой водораздел. ТаковыФултонская речь Черчилляв марте 1946 года, которую принято считать началом Холодной войны — и т. н. секретныйдоклад Хрущева на ХХ съезде,содержащий пресловутое „разоблачение Сталина”. Одна речь от другой отделена ровно десятью годами, и в минувшую весну мы справляли оба юбилея. <…> Черчилль в Фултоне, как известно, обобрал Геббельса. Сама идеологема „железного занавеса” позаимствована из последних речей Геббельса, о чем бывший военный диктатор Британии не мог не знать. Хрущев в своей речи заимствует концепты из троцкистских текстов, тогда еще многим памятных. Из троцкистской антисталинистской лексики заимствуются целые риторические обороты „перерождения кадров”. Для чего это? Каждый обращается к вражеской традиции именно для того, чтобы совершить… рывок, слом, какой-то прорыв, для которого нет легитимных инерционных оснований…”

Владислав Поляковский.Канон внутреннего нонконформизма. — “Рец”, 2006, № 37.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне / Детективы