Читаем Новый Мир ( № 10 2006) полностью

„Загадки криминально-идеологического контекста и культурный смысл”, „Опыт расшифровки сказки Корнея Чуковского о Мухе”;

„Криптограмма: шифр или код?”, „Система ключей в романе”;

„Ключи к ‘Лолите‘””.

Этот объемный текст, безусловно, вызовет чьи-то протесты и даже ярость. Между тем в нем, на мой взгляд, сказано и что-то очень-очень важное для трезвого понимания нынешней филологической науки. По части издевательства надинтертекстуальностьюБ. С. превзошел себя: в некоторых местах я очень смеялся — например, читая о том, как Игорь П. Смирнов обнаружил в фигуре Комаровского из “Доктора Живаго” — ни много ни мало как… Владим Владимыча Маяковского.

Актуальна и мысль Сарнова опривлекательностидля многих ученых самой методики пресловутого “антидогматического” литературоведения.

Единственно обидно за Омри Ронена. Справедливо обрадовавшись егостилюиподходу(привнесение в науку якобы “ненужных”эмоцийот прочитанного и изучаемого “материала”, влюбленность в разбираемый текст, например), Сарнов обвиняет Ронена в укорененной увлеченности постструктурализмом, от чего не спасет никакая “влюбленность”. Что влюбчивый аналитик на самом-то деле допускает мысль о возможности зарождения “стихов от стихов”. То есть до чего же, мол, заразна эта самая “ученость”.

Речь идет о знаменитом мандельштамовском “Мы живем, под собою не чуя страны…”. Ронен отсылает нас к “песне” А. К. Толстого “Поток-Богатырь”, и это возмущает Сарнова, который не допускает и мысли, что столь окровавленные, самоубийственные стихи могли помимо “травм, ушибов, ссадин и кровоподтеков” сознательно (или бессознательно) опираться на предшествующую и сопутствующую стихотворную культуру. Но ведь поэт все берет отовсюду: и с земли поднимает, и из воздуха эпохи ворует, и из культуры, и из собственной души. В конце концов, кто знает, не прочти Пушкин констановского “Адольфа” в переводе своего друга Вяземского, может, и не было бы и “Онегина”? “Таинственный песенный дар” как-никак. В разных обстоятельствах он, думаю, “работает” одинаково: и на краю пропасти, и в “садах Бахчисарая”. Правда, о “пропорциях” — чтбо из жизни, а чтбо из литературы — можно, действительно, только предполагать.

Артем Скворцов.Энергия самовозрастания (о поэзии Олега Чухонцева). — “Знамя”, 2006, № 6.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне / Детективы