Новый Мир ( № 10 2006)

Один из таких старичков — это давний-давний мой приятель Гоша Гвоздёв. Сидящий в кресле перед телевизором… Впрыскивающий себе ежедневно (а то и ежечасно) ампулу-две былой культуры. Счастливчик!.. А рядом с Гошей и с его креслом стул. Пустой мой стул… Ждущий меня… Когда-нибудь он меня дождется. Я тоже скоро. Мне приятно об этом думать… Стул крепок. Он не старится. Он может ждать мою задницу год за годом.

Мы учились вместе — студентом Гоша Гвоздёв был крутой бунтарь. А став молодым специалистом, уже впрямую диссидентствовал. Был невероятно активен. (И был красив в то золотое свое время!) Получил пять лет ссылки… Отбыл… Вернулся в Москву… Но вот в перестройку он вдруг стал пессимистом. В то самое время, когда все были полны надежд и иллюзий… Когда все ликовали!.. Он не верил.

И еще долгие-долгие годы он оставался пессимистом. Мрачный и настороженный — всюду подозревавший козни наших нелепых правителей. Козни, направленные против него лично. Развелся с женой из неких опасений… Подозревал он и слежку... За собой.

Одно время (и немалое время, лет пять) Гоша был на очень сильном взводе. Показывал мне на улице (жестом, не поднимая глаз) неких низколобых типов. Одного… Потом другого… Дух времени, говорил он. (Душок…) Гоша уверял меня, что он у них уже на крючке. Ему не уйти. Его ужеведут… вываживают, натягивая лесу все крепче. Это длилось долго… Лет пять… Настоящая мания. (Но кто знает… Может быть, в его случае и не мания?)

Страхи так и оставались… Много страхов… И Гоша переборол их, только подсев на пятый канал. Именно так. Это было спасение. Теперь Гоша весь ожил, посветлел лицом… Я бы сказал —просветлел!Подлинный хеппи-энд!.. Что значит дожить до старости и не слишком много болеть.

Посланец звезд

Салимон Владимир Иванович родился в Москве в 1952 году. Выпустил более десяти поэтических книг. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Москве.

*    *

 *

Ясень клонится, стараясь

поскорей стряхнуть листву.

Я все более склоняюсь

к мысли, что не так живу.

И от этого порою

в самом деле худо мне.

Начал было сам с собою

разговаривать во сне.

Точно друг неугомонный,

свой сующий всюду нос,

учинил бесцеремонный

самому себе допрос.

 

*    *

 *

Листвы сожженье в бочке ржавой

есть непременный ритуал,

и нынче утром Дух кровавый

восстать из пепла я призвал.

Послушно взвился пламень алый,

столбом дым черный поднялся,

когда малинник одичалый

весь будто кровью налился.

 

*    *

 *

Судьба-индейка, стало быть, обманет,

и, выйдя в поле, я услышу, как

оркестр народных инструментов грянет,

как песнь сурка раздастся в двух шагах.