Читаем Новый Мир ( № 10 2009) полностью

Любовь в его творчестве драматична; это незаживающая рана, это “солнце с перерезанным горлом” — незабываемая метафора мощного лирического чувства. Любовь и смерть появляются почти всегда рука об руку. Здесь намечается та “область двусмысленности”, которая так привлекает исследователей и комментаторов творчества Аполлинера.

Он и сам был “двусмысленным”. Романские корни определили его внешность и южную живость характера, славянские — гордость и открытость.

К тому же почти всю жизнь он прожил французом без гражданства, которое с большим трудом смог получить всего за два года до смерти. Достаточно взрывчатая генетическая смесь, умноженная на повседневные обстоятельства, располагавшие к жесткости и обидчивости, — из всего этого мог получиться сложный и трудный характер. Так — сложно и трудно — его и воспринимали: впечатлительный, наивный, немного суеверный; сангвиник, тиран, самодур; внутренне чистый, простой, легко сходящийся с людьми; блестящий и остроумный собеседник, постоянно готовый к шутке; певец меланхолии, поэтике которого вовсе не присуща радость...

В годы, когда Аполлинер только начинал сочинять, в далекой России, притягательной для славянской частички его души, первооткрыватель французских символистов Валерий Брюсов писал о другом поэтическом гении, о Поле Верлене, как о “человеке двойственном”, в котором уживались одновременно “ангельское” и “свинское”. В какой-то степени таким же двойственным был и Аполлинер, всю жизнь метавшийся между любовью и игрой, соединяющий с традицией высокого лиризма страсть к низкой мистике, подкрепленную его изощренными познаниями в культуре Средневековья. Можно сказать, что Аполлинера питали два источника: поиск любви и жажда мистификации.

Это свойство его натуры так сильно вошло в сознание современников и обросло такими легендами, что даже солидные энциклопедические словари сопровождали имя поэта пометой “мистификатор”. Из европейских поэтов ХХ века по сумме толкований и комментариев Аполлинер сродни разве что другому не менее “затемненному” поэту — Мандельштаму.

Путь Аполлинера — это путь от поэта-верленианца к предвозвестнику иррациональных текстов современной поэзии, от “Осенней песни” Верлена к его собственной “Песне злосчастного в любви”, наполненной темными аллюзиями и реминисценциями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары