Во время сцены письма Татьяна сидит в полутемной комнате с закрытыми окнами. Постепенно люстра начинает светить все ярче и ярче, в апофеозе она вспыхивает в полную силу, тут же, хлопая, раскрываются окна, врывается ветер —и люстра перегорает, гаснет.
Когда Онегин приезжает после “охоты к перемене мест”, он попадает на конец званого ужина, когда халдеи начинают убирать приборы и грязную посуду, гасят и свет, мол, поезд уехал, тю-тю.
Очень важно, что сценическая комната вытянута внутрь сцены, являя замкнутое пространство, окаймленное со стороны зрительного зала черным квадратом рамы, внутри которого действие и происходит.
Визуально это воспринимается как жизнь в коробочке, в камере-обскуре, как в видеоинсталляциях Сорена, где есть коробка, а все действие совершается внутри. Словно бы театру мало четвертой стены и нужно отгородить место действия дополнительными средствами.
Причем картинка не меняется — на протяжении трех четвертей спектакля все тот же стол, три окна, две высокие двери, буфет у стены, ампирная софа.
Для чего же тогда нужно было торопиться предъявлять картинку уже на увертюре, ведь она и без того обречена замылиться в течение всех последующих действий?
А в том-то и дело, что, обозначив место действия, Черняков делает его нейтральным и все более и более незаметным, постепенно выхолащиваемым — чтобы вытащить на первый план содержательную часть музыки, чтобы любые действия протагонистов воспринимались словно бы на первом плане.
Как в кино.
Из-за статики музыка становится “слышнее”. Действеннее. Несмотря на постоянную суету и мельтешение хора. Для всех, в том числе второстепенных, актеров придуманы подробные рисунки, все активно хлопочут лицами и активно перемещаются.
В условном пространстве возникает уплотнение в виде вполне реалистического, хотя и несколько гротесково заостренного содержания. Условное совмещается с жизнеподобным для того, чтобы оправдать мотивировки сюжета. Ибо, если абстрагироваться от того, что мы имеем дело с архетипическим текстом русской литературы-культуры, сюжет и в самом деле выходит странный: неловкая путаница (хотели как лучше, а получилось как всегда) приводит к трагическим последствиям.