Дали удалось убедить современников, что в сюрреализме не Челищев, а он является первооткрывателем”). У фильма есть и второй сценарист: “…всем сразу стало ясно, что в фильме обязательно должны звучать стихи Константина Кедрова, так как это будет не просто повествование о художнике, а рассказ, пропущенный через персональное восприятие его ближайшего родственника”.
Жалко, “Новый мир” не дает возможностей для визуальных цитат: хотел бы я знать, от чего предостерегал и о чем пророчествовал художник в своей эпической постбосховской “Феномене” (1936 — 1938). Посмотрев такую живопись, непросвещенный зритель решит, что после нее — прямой путь либо в желтый дом, либо в петлю, а ведь без уродов-монстров, гниения и патологий и сюр — не сюр. Между тем картина не без современных художнику социальных мотивов.
Кстати, не обижаясь на своего друга Дали, наш Челищев спокойно переходил и к другим живописным “практикам”, работал с балетом, “геометрировал” и прочее. Наследие его велико и малоизвестно в современной России.
Евгения Иванова.
О текстологии и датировке одного стихотворения Ахматовой в связи с его историей. — “Русская литература”, 2008, № 2.Речь идет о знаменитом “Мне голос был. Он звал утешно…”, которое, как известно, в первоначальной редакции начиналось словами “Когда в тоске самоубийства…”. Исследовательница весьма увлекательно (с историческими документами в руках) прослеживает все стадии тех или иных редакций текста, публиковавшегося аж в четырех
вариантах. Одной из “публикаций” почти признается и факт звукозаписи этого текста С. Бернштейном в 1920 году, когда Ахматова прочитала на фонограф пять строф, против четырех — в газете 1918 года и четырех же (но в ином подборе) — в “Подорожнике”, вышедшем через три года. Текст стихотворения и история его публикаций тесно
переплетены с историей страны, Е. И. убедительно пишет, что, “выбирая редакцию для публикации, необходимо лишь мотивировать свое предпочтение <…>. Не только
редакция текста, но и его датировка отражают меняющиеся связи стихотворения с политическим и историческим контекстом”. Добавим, что установленная Ивановой дата первоначальной редакции — апрель 1918-го — важный, новый штрих в ахматоведении и очередное доказательство мысли о всегдашней