Новый Мир ( № 11 2009)

Эту лишенную каких-либо ярких самодостаточных эффектов лирику трудно цитировать — стихотворение Костюкова хорошо именно во всей своей целостности и завершенности. Тем более трудно цитировать «длинные стихотворения» — так назван центральный раздел книги — стихи, записанные в строчку, рифмованные, с твердым стихотворным размером и твердым сюжетным каркасом. Сам Леонид считает себя прежде всего прозаиком, и действительно — даже в самых лирических своих стихах он так или иначе, пусть даже и самыми скупыми средствами, создает отчетливый повествовательный объем, счастливо сочетая присущее прозаику многофигурно-картинное видение мира — с уверенным владением разнообразными стихотворными техниками. И хотя все написанное Костюковым-поэтом (по крайней мере, все, что он счел нужным предъявить читателю) уложилось в тоненькую книжицу, его голос в современном поэтическом многоголосье вполне различим.

 

— Вы сказали: Господь?

— Я сказал — Господь.

— То есть дух?

— То есть дух и плоть.

Посмотри — горит тополиный пух,

то есть плоть, но скорее — дух.

И г о р ь  Б у л а т о в с к и й. Стихи на время. Книга стихотворений. М., «Центр современной литературы», 2009, 96 стр. («Русский Гулливер»).

Из современных больших поэтов (именно так аттестует Булатовского в своем предисловии Олег Юрьев, и я с ним вполне солидарен) петербуржец Игорь Булатовский едва ли не самый малоизвестный: несколько тонких и, разумеется, малотиражных книжек, три толстожурнальные публикации — все в питерской «Звезде». Две превосходные рецензии на книгу 2003 года «Полуостров» — Валерия Шубинского в «Знамени» и Олега Юрьева в «Октябре» — эту ситуацию «недозамеченности», к сожалению, так и не переломили. А между тем Булатовский — поэт на зависть своеобычный; при всей своей негромкости и лаконичности он смело и свободно играет с еще недооткрытыми просодическими и смыслостроительными возможностями русского рифмованного стиха.

 

Неглубок

ранки поперечник:

голубок

поглядел в скворечник.

А внутрях —

горсточка помета,

перья, прах

и еще чего-то.

 

На его стихах лежит как бы некий налет иноязыкости; возможно, причиной тому — его переводческие занятия, о которых разговор особый, — но ведь новый поэт и должен быть несколько иноязычным…

 

Выключи свет за веревочку

и посиди в темноте,

к сердцу привыкни обновочку,

к тихому тику «те-те!».

 

«Голос кажется тихим и прерывистым, смахивающим на медленную задумчивую скороговорку, я бы сказал, на гармоническое бормотание, если бы по случайности давней моды все на свете не именовалось (одобрительно) бормотанием».