При этом — пункт 3 — Тарантино не забывает нам «подмигивать» в самые ответственные моменты: мол, не парьтесь; все это ерунда, дешевка. К примеру, в разгар напряженного диалога он вдруг использует банальнейшую вертикальную панораму — камера скользит в подпол, демонстрируя, что внизу затаились разыскиваемые евреи. Сколько раз мы видели этот прием в фильмах про войну? Не припомнить. Но Тарантино только ухмыляется: «А чё? Работает!» Для тех же, кто еще не понял, что все это стёб, Тарантино приберегает иной сюрприз. Когда француз-фермер, слегка расслабившись и не ко времени почувствовав себя хозяином в доме, закуривает трубку, Ланда тут же достает из кармана свою — нечто среднее между ночным горшком и трубкой Шерлока Холмса. Тут уже весь зал ржет в голос. Убийство евреев таким образом берется в кавычки. Мы уже не воспринимаем все это всерьез. Мы — в парке аттракционов. Ждем-с: что нам еще приготовили?
А приготовили нам...
Глава 2. «Бесславные ублюдки» — энергичный и бодрый трэш-боевичок
Этакое «мочилово» с крутыми речугами Альдо Рейна, лезущего прямо в камеру на сверхкрупном плане и агрессивно требующего с «ублюдков» по сотне немецких скальпов: с клипом, состоящим из подвигов Хуго Штиглица и его эффектным освобождением из тюрьмы; с напуганным до смерти карикатурным Гитлером (Мартин Вуттке) в белой мантии с кровавым подбоем; с разбиванием головы бейсбольной битой и снятием скальпов. Все это снято с использованием самых пафосных и дешевых приемчиков из фильмов категории «Б». Чего стоит хотя бы явление зрителю сержанта Доновица по прозвищу Жид-Медведь из темной берлоги — тоннеля. Оттуда секунд тридцать доносится угрожающее постукивание битой, а потом, после того как немцы уже «обосрались от страха», является громила в майке, увешанный цацками, как негритянский рэпер, нежно проводит битой по голове потрясенного фрица и тут же мощным ударом превращает эту голову в расколотый кровавый орех. Соратники-«ублюдки» аплодируют, Жид-Медведь пляшет и орет, как и положено чемпиону. Нацисты трепещут. Жесть.
Взбодрившись, мужская часть зала ждет, что дальше будет еще круче. Но не тут-то было. Тарантино притормаживает и заводит тягучий, меланхоличный «нуар» в духе французских фильмов «новой волны» о временах оккупации…
Глава 3. «Немецкий вечер в Париже»