и дальше в фильме никак не отыграно). Зато в смысле манипуляции зрителем — это настоящий шедевр. Сначала Ланда заказывает штрудель себе и Шошанне. Потом останавливает ее: не ешьте. Требует сливки. Потом просит попробовать и вынести вердикт. Она пробует: неплохо. Ланда глотает сам. В этот момент у них с Шошанной одинаковое «блаженство» во рту. Да и зритель готов представить, как этот штрудель со сливками нежно тает в районе нёба. А заканчивает допрос Ланда тем, что втыкает в недоеденные сливки сигаретный окурок. Все, цель достигнута. Мы его ненавидим так, словно он ткнул этим самым окурком нам куда-нибудь в глаз.
Альдо Рейн — совершенно другое дело. Он не фиглярствует, не придуривается. Он уверен в себе и спокоен, как слон. Вот он допрашивает немца, который не хочет сдавать своих: «Не думаете же вы, что я выдам вам информацию, которая может повредить немцам?» — «Именно так я и думаю», — невозмутимо возражает Рейн. Он ни секунды не сомневается, что бейсбольная бита в руках Жида-Медведя — неотразимый аргумент. И не этот фриц, так другой выложит все, что знает. Он — палач, натуральный ублюдок, но зритель на его стороне. И не только потому, что Рейн воюет с нацистами. Просто он — цельное существо, и, идентифицируясь с ним, мы наслаждаемся собственной силой, в отличие от подлого хамелеона Ланды, который нас, лично нас унижает, заставляя ощутить собственную нашу слабость и уязвимость. Да. Так примитивно. Так работает кино — великий манипулятор.
Самое интересное происходит в фильме, когда Ланда и Рейн оказываются за одним столом и эсэсовец принимается допрашивать несгибаемого «ублюдка». Но это случается уже ближе к финалу. А пока зрителю, подуставшему от разговоров о кино, горючей пленке и яблочном штруделе, Тарантино предлагает новый шикарный аттракцион.
Глава 4. «Операция „Кино”», шпионский триллер