Новый Мир ( № 12 2009)

Одна из них — рассказ о человеке, похожем на грифа и постепенно превращающемся в него. Тут, конечно, можно вспомнить о “Превращении” Кафки, но гораздо больше, чем Кафка, в манере рассказа просматривается Пелевин. Другой рассказ — о человеке, который беспробудно спит, и, как объясняет нанятый детектив, он-то и является “первопричиной и окончательным следствием умопостигаемой реальности”. “Мы с вами, и этот милый кактус, и город, и равнина, и бог, и звезды — все это снится ему, спящему”. Можно, конечно, вспомнить и про субъективный идеализм, и про Борхеса, и про Алису, которой в Зазеркалье морочит голову Труляля, уверяя, что она просто снится Королю во сне и если тот проснется — тут же потухнет, как свеча, но манерой рассказ все же более всего напоминает Пелевина, обыгравшего и актуализировавшего в “Чапаеве и Пустоте” даосскую притчу про Чжуан-цзы, который не может понять, то ли ему снится бабочка, то ли бабочке снится, что он — Чжуан-цзы. У Пелевина Чапаев рассказывает Петьке, как революционера Цзе Чжуана арестовали в Монголии за саботаж, а он “на допросе так и сказал, что он на самом деле бабочка, которой все это снится”.

Сознательное и бессознательное подражание начинающего писателя более успешному и знаменитому современнику — случай частый и естественный. Реже бывает другое. Одна из вставных новелл посвящена Виктору Олеговичу, который хотел быть кем угодно, но только не самим собой и, в частности, в психиатрической лечебнице за двое суток написал “Котлован”, хотя раньше никогда не читал Платонова (кивок в строну Борхеса); выпущенный из больницы и тюрьмы, поселился в лесу, где постепенно одичал, озверел, оброс шерстью и обзавелся клыками и, утащив в лес плодородную самку, катастрофически размножился, так что власти разрешили отстрел викторов олеговичей. Я даже могу согласиться с тем, что Виктор Олегович катастрофически размножился, — десятки начинающих писателей косят под Пелевина, включая автора рассматриваемого текста. Но желание расколошматить и опустить лидера собственной референтной группы — классическая тема психологов, исследующих агрессивные фантазии подростка.

Если бы книгу Дубовицкого мне пришлось рецензировать, ничего не ведая об ее авторе, то я, скорее всего, предположила бы, что дебютант молод, имеет литературные способности (о чем свидетельствует язык романа — достаточно гибкая, упругая фраза), но не имеет литературного опыта и черпает свои образы из других книг, а то и из прессы.