Новый Мир ( № 2 2007)

В глазном отделении зрячие играют в шашки,

“Слышь, — говорят, — кошка”.

 

*    *

 *

Как умирают пятого числа?

Как умирают третьего числа?

Как умирают в первый понедельник?

Лежат и думают: “Сегодня все музеи

закрыты — санитарный день.

Все неживое чает очищенья,

и чучела спокойней смотрят в вечность,

когда стряхнули месячную пыль”.

Как умирают ближе к четырем —

в детсадовский рабочий полдник?

А ближе к новостям? А в шесть секунд

десятого? А в пять секунд? А в три?

А вот сейчас?

Какие ж надо святцы, чтоб никого из нас не упустить.

 

*    *

 *

Камень удерживает бумагу, ножницы вырезают из нее подпись

и печать.

Осталось совсем чуть-чуть.

Камень думает: “Ну какой из меня медбрат?

Надо было поступать на мехмат.

Вот опять меня начинает тошнить и качать.

С этим делом пора кончать”.

Ножницы думают: “Господи, как я курить хочу!

Зашивать оставлю другому врачу.

Вот же бабы — ложатся под любую печать,

как будто не им потом отвечать”.

Бумага думает, что осталось совсем чуть-чуть,

и старается

не кричать.

*    *

 *

Нет, за пять лет для нас мало что изменится.

Через пять лет для нас мало что изменится и за восемь.

Через восемь для нас и за десять изменится не очень многое.

Через десять лет им будет по пять, некоторым — по восемь.

Они будут думать, что за год все изменится до неузнаваемости.

Еще через пять — что все, возможно, здорово изменится через пару лет.

Еще через восемь — что за десять лет, в целом, может измениться очень многое, —

но только не мы.

Мы ведь были точно такими же и пять лет назад, и восемь, и десять, —

только больше ростом — и еще что-то,

изменившееся совершенно неуловимо, —

незначительное,

не важно.

“Через десять лет”, — будут думать они, глядя на нас. “Может быть, через

                                                                                                                         двадцать”.

Рано или поздно, но непременно.

И это страшно, но неизбежно.

Им тогда будет — нет, еще не очень много, —

но тем, другим, уже будет по пять или по восемь,

и все будет меняться

так быстро.

Так.

Чудовищно.

Быстро.

Мы могли бы тогда сказать им:

“Надо просто потерпеть — лет восемь или десять”.

Но к этому времени очень многое может измениться.

В первую очередь — для нас, конечно.

 

*    *

 *

Плывет, плывет, — как хвостиком махнет,

как выпрыгнет, — пойдут клочки по двум столицам.

Придут и к нам и спросят, что с кого.

А мы ответим: “Господи помилуй,

Да разве ж мы за этим восставали?

Да тут трубили — вот мы и того.

А то б и счас лежали, как сложили”.

С утра блесна сверкнула из-за туч,

над Питером и над Москвой сверкнула.

И белые по небу поплавки,

и час заутренней, и хочется мне кушать...

Смотри, смотри, оно плывет сюда!

Тяни, Андрюша, подсекай, Петруша!

 

Антигерой