Новый Мир ( № 2 2010)

Не хочется, чтобы это было правдой. Приятнее надеяться, по крайней мере, что «ухнуло» не все. Но, возможно, в последнем романе писателя появляется утраченный драйв именно потому, что в нем актуализируется давняя тяжба писателя с Софьей Власьевной, хоть и подохшей: история поколения позволяет выкопать труп. Что, впрочем, для большинства нынешних читателей неактуально. Но еще более важна другая тяжба: не с властью, а с беспощадным течением времени. Уж она-то остается актуальной всегда и для всех. Как говаривал писатель Юлий Крелин, в отличие от Аксенова так и не расставшийся с медициной, «смертность у нас стопроцентная».

Книга построена невероятно просто, хочется сказать — незамысловато, как будто после сорокалетия, отданного литературной игре, условности, фантасмагории, поискам жанра, замысловатым композициям с двоящимися, троящимися персонажами (а в «Ожоге» — так и вовсе герой в пяти лицах) Аксенов хочет впасть «в неслыханную простоту».

В «Редких землях» Ген Стратов во мраке четырехместной камеры перебирает воспоминания детства и юности, и одно из самых счастливых оказывается связанным с Коктебелем. «Жгли костры в недоступных с суши бухтах, — Третья Лягушечья, Сердоликовая, Разбойничья, Львиная… Коммуны „физиков и лириков”, гитары, Окуджава, Высоцкий, Галич, транзисторы, „Голос”, „Волна”, „Свобода”. Иногда на малых оборотах мимо проходил сторожевик, оттуда смотрели в бинокль. Матрос на корме показывал контрикам дрынду».

Это, конечно, не воспоминания пятилетнего пацана, которого привезли в Коктебель родители. Ребенок не сможет структурировать память подобным образом, пограничный катер будет для него корабликом в море, а не частью враждебной системы, противостоящей коктебельской вольнице. А «Голос Америки» не будет иметь преимуществ перед радиостанцией «Маяк». Это ностальгический взгляд автора. Этот абзац можно рассматривать как краткий конспект первой части нового романа. Коктебель выступает в нем как образ утраченного рая. Физики и лирики, молодые поэты и прозаики пребывают здесь в гармонии и счастье. Писатели в Доме творчества братаются с физиками, основавшими в бухтах Свободную Республику Карадаг, собираются на концерт Вертикалова (Высоцкого) в труднодоступной Львиной бухте. Море, скалы, солнце, дружеские откровения за дешевым местным вином, летучие романы и внезапно налетающая любовь, длящаяся всю жизнь. В раю нет места ненависти, ревности и злобе: здесь вместе пасутся лев и лань, волк и овца, а в земной проекции рая, Коктебеле, жена одного известного поэта дружит с прежней его женой, а жена другого столь же известного поэта нежно заботится о возлюбленной мужа.

Ну и какая райская жизнь без райского пения?

Поэты — райские птицы Коктебеля — то и дело читают друг другу свои и чужие стихи, великие барды поют песни, а когда все они собираются на посиделки, то даже некий всемирный дух, действующий в романе под именем «Про­ле­тающий-Мгно­венно-Тающий», благосклонно зависает над поляной меж писательскими хлипкими коттеджами, чтобы одобрить тех, кто «жаждет отступить от тщеславия и проявить преданность своей таинственной страсти, поэзии».

Была ли в действительности та идиллия единения, одержимости творчеством в райском уголке на краю империи, где все раскрепощались и становились свободнее?

Я хорошо помню Коктебель 70-х годов, где я проводила летний отпуск лет восемь подряд, и при чтении Аксенова не могла не испытать чувство ностальгии. Хотя невольно думала над тем, как преображается реальность под пером писателя.

Львиная бухта, которую мы не раз посещали, даже с маленькими детьми (не надо быть выдающимся пловцом, чтобы вплавь обогнуть выступающую в море скалу) — у Аксенова как-то и таинственней и недоступнее, горы — выше, пограничники — опаснее, жизнь в палатках — романтичнее, писательские посиделки с вином, стихами и песнями — масштабнее и значительней, а вся атмосфера Дома творчества Литфонда — праздничней и бесшабашней. Вот только транзисторы работают на правильной волне. Это вообще была примета тех лет: слушать «забугорные» новости, а в Коктебель транзисторы везли еще и потому, что там не мешали глушилки. Люди наглели, тащили транзисторы прямо на пляж и врубали «Свободу», пренебрегая вниманием стукачей.