Под конец же позволю привести пример из собственной практики. Работая с японцами и делая много письменных переводов, я недавно получил от японского коллеги ссылку на инструкцию, исходящую от одной из организаций при японском министерстве культуры (его полное название — Министерство образования, культуры, спорта, науки и техники Правительства Японии). Как известно, в японском языке много заимствований (так называемых «гайрайго») из западных языков, прежде всего английского [62] , которые давно уже вошли в плоть и кровь японского. В инструкции же содержался призыв максимально избегать
Будем надеяться, что и Япония и Россия хорошо изучат — возможно, даже на взаимном опыте — «правила движения» в истории тоталитарных государств и не будут в своем развитии совершать роковых «поворотов».
[1] Ресентимент — новое переживание прежнего чувства, благодаря которому прежнее чувство усиливается
[2] Цит. по кн.: К у л а н о в А. Обратная сторона Японии. М., «АСТ»; «Астрель», 2008, стр. 250.
[3] М е щ е р я к о в А. Быть японцем. История, поэтика и сценография японского тоталитаризма. М., «Наталис», 2009, стр. 541.
[4] Г у д к о в Л. Негативная идентичность. М., «Новое литературное обозрение», «ВЦИОМ-А», 2004, стр. 9 — 10.
[5] Содержательный разбор отношения Оэ к фигуре императора, а также разбор его полемики с Мисимой по этому поводу см.: N a p i e r S. J. Escape from the wasteland: Romanticism and realism in the fiction of Mishima Yukio and Oe Kenzaburo. Harvard University, 1995, р. 145 — 176. О взглядах Мисимы и Оэ также сказано, что их взгляды на войну развились как реакция на «политическую атмосферу 60-х», а «несмотря на их идейные предпочтения, можно, кажется, сказать, что оба автора обнаружили в теме войны точку внутреннего отсчета» (там же, стр. 6).
[6] Однако многие на Западе склонны считать эти темы главными у Мисимы — см., например: «Описание потерянности в послевоенном мире появляется во многих произведениях Мисимы. Мы должны понять этот мир так, как его воспринимали японцы, если мы хотим понять, почему столь непохожие писатели, как Кавабата и Мисима, описывали собственное творчество термином „послевоенный нигилизм”» (P e t e r-
s e n G. B. The moon in the water. Understan st1:personname w:st="on" din /st1:personname g Tanizaki, Kawabata and Mishima.
st1:city w:st="on" Honolulu /st1:city , st1:place w:st="on" st1:placetype w:st="on" University /st1:placetype of st1:placename w:st="on" Hawaii Press /st1:placename /st1:place , 1992, р. 312 — 313. Пер. c англ. автора статьи.
[7] Позволю себе сослаться на свою работу. См.: Ч а н ц е в А. Бунт красоты. Эстетика Юкио Мисимы и Эдуарда Лимонова. М., «Аграф», 2009, стр. 5 — 46.
[8] Х и д з и я-К и р ш н е р а й т И. Военная вина, послевоенная память: преодоление прошлого в Японии. Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа. М., «Новое литературное обозрение», 2005, стр. 491.
[9] М и с и м а Ю. Исповедь маски. Пер. с яп. Г. Чхартишвили. См.: М и с и м а Ю. Смерть в середине лета. СПб., «Азбука-классика», 2005, стр. 225. Далее «Исповедь» цитируется по этому изданию.
[10] Там же, стр. 339 — 340.
[11] Н и ц ш е Ф. Так говорил Заратустра. — Собр. соч. в 2-х томах, т. st1:metricconverter productid="2. М" w:st="on" 2. М /st1:metricconverter ., «Сирин», 1990, стр. 38 (переводчик не указан).
[12] М и с и м а Ю. Исповедь маски, стр. 310.
[13] См.: «В самый разгар поражения, когда стыд грозит придавить нас к земле, в нас внезапно просыпается неистовое чувство гордости. Оно длится недолго — ровно столько, сколько нужно, чтобы опустошить нас и лишить всякой энергии…»