Новый Мир ( № 2 2010)

«Должно быть, когда бы не первородный грех, не проклятие Господне, вряд ли заслуженное потомками Каина, вся наша жизнь доставляла бы нам такую же бескорыстную радость, как в детстве…»

Первая часть представляет собой серию небольших поэтических новелл о детстве, когда «мир казался куда более плотным, весомым и убедительным, чем впоследствии».  Эта плотность, вещественность, правильность — главная ее тема. Каждая из новелл посвящена вещи, предмету. Реальность счастья, вещность красоты — вот здесь, в этих спичках на коммунальной кухне, в электрическом моторчике из «Детского мира», в новом торшере, в квасе на улице, в коллекции марок... Как в отрывке из одного кенжеевского стихотворения, написанного примерно в то же время, когда писался роман:

 

Топает босиком второклассник на кухню, чтобы напиться

из-под крана, тянется к раковине — квадратной, ржавой.

И ломается карандаш, не успев ступиться,

и летает Гагарин над гордой своей державой.

Он (ребенок) блаженствует, он вчера в подарок —

и не к дню рождения, а просто так, до срока, —

получил от друга пакетик почтовых марок

из загробного Гибралтара, Турции и Марокко.

 

Поэзия — это, в сущности, порядок слов. Высшая ее цель — достижение гармонии, когда каждое слово стоит на своем, единственно правильно предназначенном ему месте. Поэзия не создает ничего нового, она ищет то, что уже есть. Она как решение задачи, как доказательство теоремы. Проза, как правило, не ищет. Проза творит мир, в крайнем случае его объясняет. Но проза первой части — это проза поэта. Это доказательство наличия гармонии. Это выписки из «Книги счастья». Это в идеальном порядке расставленные слова. 

«Магазины, находившиеся в пределах пешей ходьбы, делились на скучные и удивительные. Некоторые обладали собственными именами: гастроном близ улицы Веснина назывался серым магазином, а овощная лавка напротив бывшей церкви Николы на Могильцах — базой, потому что именно продуктовая база располагалась там во время войны. <...> Молочная и булочная на Кропоткинской назывались нарицательно, а вот гастроном рядом с ними носил имя „Угловой”. Соль и молотый красный перец, равно как и загадочные кардамон и бадьян молотый, томились на прилавках любого гастронома, как, впрочем...»