Новый Мир ( № 2 2012)

Тироль, Форарльберг, Австерлиц.

Война её списала бросово

и позаботилась о нём...

Забыт. Земля Франца Иосифа

торчит на полюсе кремнём.

На ней растут одни лишайники,

встречается полярный мак

и судьбы Арктики решаются,

в единый собраны кулак.

Для скотства большего не раз она,

земля без видимых примет,

мазутом и соляркой засрана,

как мухами его портрет.

 

Альбигойские ангелы

Граф Симон Монфор уже идет из Парижа помочь нам сломить еретиков.

Александр Блок, “Роза и крест”

Ангельское существо, живущее в человеке, неизбежно стремится покинуть человеческое тело.

Жан Маркал, “Монсегюр и таинство катаров”

В пренебрегавших зеленью катарах

томились ангелы, освободить которых

мог только факел, брошенный на ворох

сухого хвороста, что вспыхивал, как порох,

в ту пору, впрочем, не было нехитрой —

толчёный ад пересыпать селитрой —

премудрости, лишь век спустя открытой.

И добрые католики смотрели

сквозь дыма огнедышащие щели,

покуда не коробилось на теле

распятие. И, расходясь, корили

еретиков, не уступивших силе,

за то, что в тех не выпростались крылья.

И пепла от катаров не осталось,

но разошлась толпа не по вине их —

в них ангелов убили шум и ярость,

когда обосновались в Пиренеях;

Тулуз камнями насмерть отбивалась

(под ней Монфор ворочался в траншеях) —

швыряла в громыхавшее забрало,

разбрасывала, собирать не в силах...

В конце апреля вдруг похолодало,

и за окном балконным на перилах

густые пряди гусениц застылых

сворачивались, как в огне, устало.

Пассажир

Целебное клеймо на воспалённом лбу

легло, как поцелуй вагонного окна,

ты отражался в нём и вопрошал судьбу

на полке откидной, где было не до сна.

Вплотную ты приник, и — привалясь — исчез

твой пристальный двойник со стороны стекла,

и ты увидел мир, существовавший без

тебя, который мысль представить не могла.

Равнины и леса в пространстве за окном

не ведали следа ни глаз твоих, ни скул,

и долго уходил в прогонный окоём

поддержанный мостом парноколёсный гул.

И ты бежал — бежал все дальше от себя

в движенье по прямой до смысла, до конца;

бесстрастное клеймо, сошедшее со лба,

лежало на челе и жгло черты лица.

 

Портрет художника в детстве

На корабле из крашеной фанеры

засняли патентованным “Зенитом”,

чтоб в океане, всем ветрам отрытом,

в свою звезду он не утратил веры.

И в жестяном, как банка, самолёте

его сфотографировали “ФЭДом”

в залог того, что трусоватость плоти

не подорвёт стремления к победам.

Он был запечатлён на крутобоком

и терпеливом ослике однажды,

как будто предвкусил духовной жажды

и подрастал в отечестве пророком.

 

С младых ногтей позировал он стольким

фотографам учтиво-расторопным!