Новый Мир ( № 2 2012)

Во-первых, потому, что образованный и поэтически одаренный 19-летний принц, он же 8-й (потомственный) настоятель буддийского храма Ниннадзи по имени Додзё-хосинно, — второй сын государя-инока Готоба-ин (1180 — 1239), крупного поэта и литератора, — предложил Тэйка интересную задачу. Он сделал это, может быть, оттого, что “Цветы и птицы” были модным жанром. Тэйка же, по своему обыкновению, увлекся и в два-три дня, как явствует из его, писанного по-китайски, дневника, к 30-му дню 2-й луны 2-го года Кэмпо(1214) сочинил эту сюиту. Во-вторых, видимо, эти “Цветы и птицы” были и в самом деле важны для него. И связано это с начальными страницами “Повести о Гэндзи”. Речь там идет о любви государя к одной молодой особе не очень знатного рода, ради которой он забыл обо всем — и обо всех других дамах, и даже о делах правления. И тогда все обратилось против них, то есть, конечно, против нее. Эту молодую особу звали Кирицубо. “Государь же только сильнее привязывался к ней, не обращая внимания на всеобщее порицание <...> Меж тем говорили: „В Китае именно из-за таких дел мир приходил в беспорядок и случались беды”. <...> Стали даже вспоминать случай с Ян Гуй-фэй” (здесь и далее перевод академика Н. И. Конрада. —В. С.). Так возникает тема великой поэмы китайского поэта Бо Цзюй-и (772 — 846) “Вечная печаль”. В ней воспета любовь императора Сюань-цзуна (правил 712 — 756) и красавицы Ян Гуй-фэй. Императора вынудили пожертвовать своей возлюбленной. Реальный конец ее земной жизни был страшен.

В “Повести о Гэндзи” возлюбленная государя угасает от людской злобы. Государь не в силах ее позабыть, как и Сюань-цзун — свою Ян Гуй-фэй. Чтобы утешиться, он подолгу рассматривает картины-иллюстрации к поэме, выполненные когда-то японским мастером, и вот что говорится об этом в повести: “В образе Ян Гуй-фэй, нарисованном на картине, хоть и был он написан искусным художником, — но так как все же есть предел для кисти, — было мало очарования <…> ее наружность была прекрасна... Но государь вспоминал, как была привлекательна и мила Кирицубо, и находил, что не было средств изобразить ее ни в краскахцветов,ни в звукахптиц(курсив мой. —В. С.). Государь постоянно уславливался с нею: „Будем двумя птицами, каждая об одном крыле, будем двумя ветками из одного ствола”, — но не осуществилось это, и так бесконечно было горько”.