Такая конгломерация известных и мало- или совсем неизвестных имен продиктована политикой издательства: в серии “Литературная галерея” за счет первого на поверхность “вытаскивается” и второе, также заслуживающее, по мнению составителей, читательского внимания. По этому принципу построены и другие сборники “Рандеву” — “Опиум”, “Венеция, город любви и смерти”...
“Венские этюды” — это название, данное рассказам Альтенберга при нынешнем переиздании. Название, под которым книга выходила в России в 1904 году — “Эскизы Петера Альтенберга”, — тоже не авторское. По сути, это избранные новеллы из сборников “Как я это вижу” и “Что приносит мне день”.
Текст “Венских этюдов” приводится в переводе Аделаиды и Евгении Герцык — известных представительниц русского серебряного века. И хотя язык перевода заметно устарел, похоже, что здесь как раз именно тот случай, когда от минуса до плюса — один шаг: то, что могло бы вызывать нарекания у педантичного стилиста, читателю скорее всего покажется обаянием старого, почти столетней давности, слога.
Излюбленные образы Альтенберга — “эстетика-сибарита” и “донжуана ощущений”, как называла его А. Герцык, — прелестные отроковицы, нежные, хрупкие, болезненно бледные — и обязательно грустные, такие же грустные, как юные герои и героини Пруста, сестер Бронте или Жюльена Грина.
“Завлекалка” на задней странице обложки — фраза о “нездоровом интересе” взрослого мужчины, то есть автора, к девочкам-подросткам — на поверку оказывается, в общем-то... правдой.
Что можно сказать о восхищении голыми детскими коленками, об упоительном созерцании, граничащем с вуайеризмом, — и в то же время о трогательном внимании к внутреннему миру молодой женщины или ребенка? О полетах фантазии, об опьянении красотой юных девочек — и об их утонченном бесстыдстве?
“Красота убивает стыд”, — отвечает на этот вопрос сам Альтенберг. И еще: “Душа художника любит глазами”.
...Писатели просто так с неба не падают. Думаю, не погрешу против истины, если скажу, что “Этюды” Петера Альтенберга — книга, воздух которой “насыщен запахом батистовых платьев маленьких девочек, пылью и резиновыми мячами”, — предшественница того, что сказал во весь голос Набоков. (Кстати, что интересно, и автор “Лолиты”, и автор “Венских этюдов” были шахматными композиторами.)
В жанровом отношении “Этюды” довольно своеобразны: они стоят где-то между собственно новеллами, лирическими сценами, стихотворениями в прозе и рождественскими рассказами — грустными и умильными, как и положено им быть.