Новый мир, 2000 №07

А сейчас происходит и вовсе странное: две «Чукоккалы» — издание 1979 года и 1999-го — вступают в диалог друг с другом, обнаруживают новую «чукоккальскую» драматургию, о которой можно написать отдельную и увлекательную работу.

Оценивать эту книгу, повторюсь, и читать ее нелегко. Нелегко еще и потому, что вариантов подхода к оценкам и последующим выводам очень много. Можно говорить, например, о том, что мы впервые видим альбомные записи самого Корнея Чуковского, который с самого начала был полноправным участником «Чукоккалы». В издании-79 его голос звучал лишь в развернутом комментарии, которым Корней Иванович пронизал перетасованные «по темам и временам» страницы альманаха. Собственных стихов, рисунков, буриме и вообще своих сиюминутных реакций — тут же, на соседней странице! — на чужие, только что записанные, в тот, как бы сейчас сказали, проект он намеренно не включил.

Можно говорить о том, что благодаря выходу этой книги мы имеем возможность впервые прочитать неопубликованных Блока и Мандельштама, полнее вообразить себе исторический и литературный контекст деятельности легендарного издательства «Всемирная литература» (1918–1925) или жизнь не менее легендарного Дома Искусств. Тут же порассуждать о дополнительных красках в петроградской атмосфере двадцатых или — в оттепельном хрущевском тумане. Или — о том, в каком виде отразился на страницах «Чукоккалы» грозовой климат растянувшегося на годы Тридцать седьмого. Вообще — о Времени.

Страницы этой книги, наверное, могли бы выразительно иллюстрировать чьи-нибудь эссе «О свободе» или «О тирании». Я уж не говорю о том, что эта книга — своего рода прививка от пошлости, в которой, как писал у себя в дневнике Чуковский, «купается вся полуинтеллигентная Русь». А можно — воспользуюсь проницательным наблюдением Ю. Карякина — подумать и о том, что «Чукоккала» способна помочь преодолеть «грех уныния».

Можно, наконец, задуматься, насколько правильно и оправданно решение составителя: издать альманах, сохранив в нем как и старые комментарии самого Чуковского (конечно же только к тем страницам, которые он считал хоть сколько-нибудь возможным видеть опубликованными), так и добавив новые, написанные сегодня. И хорошо ли, что факсимильное воспроизведение страниц «Чукоккалы» выполнено «марочно», когда каждый лист альманаха предстает перед читателем в размере чуть больше коробка спичек, окруженный расшифрованным чукоккальским текстом и комментариями к нему. Сразу оговорюсь, что в нынешнем году приложением к этой книге, где идея текста доминирует над идеей картинки, выйдет, Бог даст, — как приложение — широкоформатный факсимильный том. Правда, как говорят, он будет стоить немыслимых денег, а тираж не превысит трехзначной цифры. А возможно, кому-то захочется сравнить с нынешним и обсудить предпоследний замысел издания альманаха в 1994 году — не воплощенный сперва по техническим, а затем и по конструктивным причинам, когда «Чукоккала» готовилась в виде чисто факсимильного альбома с приложением тома «Пояснений». Судя по замыслу героических издателей, эти «Пояснения» должны были превратиться почти в новую литературную энциклопедию… Как явствует из тогдашних газетных интервью, задумывался даже компьютерный диск с богатым меню и расширенной системой поиска.

Но вернемся к вышедшей книге. Путешествие по страницам альманаха затягивает и захватывает настолько, насколько интересно и дорого его читателю то, что происходило в российской жизни и российской литературе на протяжении уходящего от нас столетия. Кстати, тот факт, что в 1916 году «Чукоккала» вместе с хозяином съездила в Англию, где побывала в руках Конан Дойла и Герберта Уэллса, а также приняла в себя рукописный лист с балладой Оскара Уайльда, усугубляет сказанное. И как знать, может, шутливая надпись чукоккальца Юрия Анненкова на одном из вариантов обложки — «Собрание рисунков Репина за последние 100 лет», — сегодня не покажется такой уж шутливой?

…Обсуждая «Чукоккалу», как не вспомнить о ее предшественницах. В предисловии к изданию двадцатилетней давности Ираклий Андроников тоже писал о традиции существования подобных альбомов и тут же — о выламывании «Чукоккалы» из рамок всяческих традиций. Это же не альбом для автографов!

Впрочем, один раз он таковым все-таки оказался. Во сне. Декабрьским утром 1924 года Корней Иванович записал в дневнике: «Снилась „вдовствующая императрица“, которой никогда не видал… Очень ясно: лицо с кулачок, старушка. Сидит на диване с Марией Борисовной, шушукаются. А я беру „Чукоккалу“: „Ваше величество, дайте автограф“. Дело летом, на даче. Солнце. Приснится же вздор — безо всякой связи с событиями…»

Между тем предчувствия событий и сами события отражались в «Чукоккале» на протяжении всей ее жизни: перемены режимов, войны, культурные сдвиги, мифы — все, все.