Насонов перевел судно на «малый ход», провожая взглядом кунгас, который уходил к камням первым, чтобы подобрать боцмана из воды, когда он прыгнет за борт. И на носу лодки был виден массивно стоявший у высокого битинга Денис Матвеевич в глубоко натиснутой на толстую лысину фуражке. Боцман крутнул штурвал, медленно поворачивая вокруг маленького урчащего дизелем судна весь мировой объем — вместе с океаном, туманами, сопками, небом. Выровнял ход судна так, чтобы кипящая рана бурунов, портившая морскую поверхность, оказалась на курсе, помедлил минуту, прислушиваясь всем телом к холодным ветреным струям, затекающим в отдраенные двери рубки, и перевел сейнер на «полный вперед». МРС задрожал, выметывая из трубы черные натужные клубы, враскачку пошел к бурунам.
Сейнер покачивался на вялых морских пригорках, быстро нагоняя осторожный кунгас, умеривший перед камнями прыть. Насонов посмотрел влево за борт, примеряя свой скорый прыжок в воду, и увидел лица рыбаков в кунгасе — лица будто затвердели и стали желтыми высушенными масками. А еще дальше возвышался застывший неживой берег и помертвевшее до синевы небо. Насонов повернул голову вперед, и будто сквознячки выстудили из его одрябшего поникшего большого тела остатки тепла.
Он опять увидел огромный деревянный барк, шедший прямым курсом на МРС. Боцман выпустил штурвал, отступил на несколько шагов назад, к лесенке, круто уходящей в кубрик, и спиной стал падать в подводную океанскую пропасть. Он успел увидеть, как мощный киль барка, изготовленный из цельного трехсотлетнего дубового ствола, врезался в сейнер, с хрустом подломил жестяной нос маленького суденышка, размозжил рубку, и боцмана захлестнула стылая водяная тьма. Одна полоска света какое-то время еще сочилась сквозь зеленоватую толстую муть — но скоро иссякла, кто-то жадным ртом допил мелкие световые капли.
А рыбаки в кунгасе видели, как судно левой скулой протаранило буруны. Массивные железные внутренности оборвались с гулом и что-то сокрушили в трюме. Белая кубастая рубка деформировалась, словно надвинутая на глаза кепка. И механическое сердце в сейнере умерло. Разбитый корабельный труп с развороченным левым бортом отвалился от камней и уже на глубине клюнул носом, так что куцая корма приподнялась в воздух и стало видно перо руля и зеленый медный ходовой винт. Волны, хлюпая, побежали по палубе, заливаясь в покореженную рубку. Наверное, дизель внутри сорвался со станины и, круша переборку, вошел в кубрик, нарушая балансировку корпуса.
— Прыгай, — сказал Денис Матвеевич. Он несколько секунд назад, как и все вскочившие на ноги в кунгасе люди, орал это слово, но теперь повторил его еле слышно и повернул толстое растерянное лицо за помощью к напряженным рыбакам.
Но от занемевших людей помощи быть не могло. Капитан ошеломленно уселся прямо на дно кунгаса, на мокрую пайолу, снял с головы фуражку, размазал пухлой ладонью влагу по красному судорожному лицу и проговорил, озираясь на людей:
— Чего ж теперь будет?..
И рыбаки в эту минуту увидели, что капитан их — и не капитан вовсе, а трясущийся, насмерть перепуганный толстый дядька. И каждый отложил это мимолетное неуместное пока наблюдение в глубину взбудораженной памяти, чтобы извлечь его значительно позже, когда для этого придет нужное время. Рыбаки загалдели рулевому кунгаса, чтобы он подошел к тонущему судну, но двигатель кунгаса заглох, и длинный черноусый рыбак-прибрежник, вцепившийся в ручку «Вихря», стал выкрикивать:
— Нельзя туда! Нельзя, расшибемся!
Его оттеснили, Заремба стал дергать ручку мотора, чтобы завести, кандей Корнилович схватился за весла… И тогда опомнился Денис Матвеевич, проворно вскочил на ноги и, распихивая мешавшихся, полез на корму к Зарембе:
— Куда, мать твою, сволочь! — рычал он. — На камни хочешь?!
Из высоко задранной кормы судна, из щелей и разбитого иллюминатора над машинным отделением с шумом вырывался воздух. Споры были уже бессмысленны — спустя минуту МРС весь ушел, подобно медлительному киту, в море, и еще какое-то время воздушные пузыри и гейзеры выбрасывали на поверхность жирное машинное масло с соляркой и корабельный мусор. Гейзеры быстро стихли, и течение стало относить мусор от камней.
Кунгас полтора часа бороздил вокруг бурунов напрасные волны. Но море надежно заглотило жертву, и кунгас вынужденно повернул к берегу.
Поздно вечером команда пила на пирсе поминальную водку. Первый полный стакан рыбак Свеженцев в общем согласном молчании вылил в набегающие из бурого заката волны. И всем на миг показалось, что водка эта достигла некой живой сущности, грозный океан распахнулся и потеплел от почтения людей.
Через час было выпито несколько бутылок водки. Когда день окончательно скукожился из всего своего великолепного сияния в грязно-красное пятно на западе, к рыбакам приблизился растрепанный поникший капитан. Он замер в нескольких шагах от людей, сидевших на краю пирса на толстых досках настила. Руки его миротворно были скрещены под брюхом.
— Директор всем выписал премию, — повинно сказал он.