Новый мир, 2000 №08

В «Иерусалимском журнале» непременные для такого рода изданий «Рецензии» превращаются в «Новые ворота» (название одних из ворот Старого города). «Улица Бецалель» посвящена искусствам. Бецалель (Веселеил) — библейский мастер, резчик по металлу, камню и дереву — был поставлен Моисеем главой мастеров, сооружавших Скинию, Ковчег, священную утварь и изготовлявших одежды священников. Именем Бецалеля названа Академия художеств и прикладного искусства в Иерусалиме. И она тоже присутствует в ассоциативном ряду названий улицы и рубрики.

Первый (заявочный) номер журнала был хорош; второй, о котором пойдет речь, еще лучше. На улице Бецалеля появляется недавно умерший поэт, художник и книгоиздатель Исраэль Малер. Материал, посвященный Малеру, представляет собой трехуровневое сооружение: это немало украшающие журнал, сообщающие ему дополнительное измерение рисунки художника; изящнейшее жизнеописание, сделанное поэтессой и художницей Сусанной Чернобровой; комментарий, или, в терминах автора, «сноски» к малерскому жизнеописанию Романа Тименчика, который в представлении, надо полагать, не нуждается. Классический талмудический ход: комментарий к комментарию. И Малер, и Черноброва, и Тименчик — рижане в прошлой жизни. Воедино сливаются визуальный ряд, воздух иных времен, пересечение Риги и Иерусалима, судьба мастера, личность которого и на балтийских берегах, и у горы Сионской была точкой кристаллизации культуры.

Все эти трое, разыгрывающие свою пьесу на улице Бецалель, отменно хороши. Вот очень характерный пассаж, где Черноброва — поэт, искусствовед, художник, эссеист и действующее лицо вместе:

«Мы созерцаем смерч, клубок линий и точек, нити этого клубка разматываются на наших глазах, рождая картину. Иерусалим и Рига наплывают друг на друга, меняясь местами во времени, и не ясно, где кончается иерусалимский пейзаж и где начинается Верманский парк в Риге с его эстрадой, воспетой еще Ходасевичем: „И с обновленною отрадой, как бы мираж в пустыни сей, увидишь флаги над эстрадой, услышишь трубы трубачей“. Пространство нарезано зазубренными ножницами на куски, зигзаги, и лоскуты сметаны кое-как. Плоскости сшиты грубыми нитками и поставлены под разными углами друг к другу, напоминая то дюнные ландшафты Рижского взморья, то иконные горки Святой земли».

Иконные иерусалимские горки — как увидела!

Пересечение разных миров очень характерно для журнала и его авторов. Вот Александр Лайко — обитатель Немецкой колонии:

Дни снега на Берлине редки.
Вид бедно оснеженной ветки
Как бы «Ау» родимых мест,
И обступают вновь окрест
Сугробы, и кружится замять…
Дырявая, но все же память
Ведет в Москву, где вас, друзья,
Вас, мертвых, догоняю я…

У стоящего во «Львиных воротах», в коих вполне достойно представлена израильская поэзия и проза, Семена Гринберга таких пересечений вроде и нет (в более ранних стихах были), однако же и он видит, хоть и мимоходом, за привычным («обыкновенным») иерусалимским пейзажем иной. Не в одном его стихотворении возникает, казалось бы, непременная и естественная, а здесь несуществующая, невозможная река.

Подборка стихов Гринберга названа «Дни творения»: он как бы ставит таким образом обыденную жизнь в большой контекст библейских первоначальных дней, хотя соответствия угадываются, если вообще угадываются, с трудом. А впрочем, что, разве в «Улиссе» соответствия так уж видны и очевидны?

Нежданный в здешних палестинах Владимир Набоков обретается сразу в двух иерусалимских местах, естественным образом переходя из Юбилейного квартала к Садам Сахарова. Если кто не знает, условные эти «сады» — озелененные террасированные склоны, встречающие на въезде в город поднявшихся из тель-авивских средиземноморских низин, где монументальный Бен-Гурион, раскрывший объятья гостям и паломникам, заслонил здешнего аборигена — святого Георгия. Эти «сады» — первое в мире мемориальное место Сахарова.

Публикация Юрия Левинга из Юбилейного квартала посвящена продолжавшейся всю жизнь дружбе писателя с его однокашником по Тенишевскому училищу Самуилом Розовым, с кем (мало кто мог бы похвалиться) Набоков был на «ты», и ставшим впоследствии прототипом одного из персонажей «Пнина». Самуилу Розову, кстати сказать, принадлежит авторство центральной автобусной станции компании «Эгед» в Хайфе и крылатой эмблемы военно-воздушных сил Израиля, сочиненной им за одну августовскую ночь 1948 года в ожидании высокого начальства, когда он служил на базе ВВС офицером по камуфляжу.

Последовательные сионистские симпатии Набокова как будто не вписываются в ставший хрестоматийным уже его образ человека, демонстративно далекого от политических страстей. Сия схема верна, но только до определенных пределов.