Новый мир, 2000 №08

Еще один, последний, пример. Рассказ «Праздник». По прихоти начальства шестисотлетний юбилей села, в котором служит рассказчик, перенесли со дня Преображения (по новому стилю — 19 августа) на июль. Местное руководство просит батюшку подсобить с хорошей погодой, отслужить молебен, но он доходчиво объясняет, что «к начальству Небесному обращаться с такой глупостью никак невозможно», и… — угадали? Правильно, в день праздника с самого утра в селе идет дождь, который кончается только после все же отслуженного батюшкой молебна на начало всякого доброго дела… Учитесь, неразумные, проникайтесь, кто здесь Хозяин. Так-то оно так, Хозяин Хозяином, но сколь же милосерднее этот Хозяин своих работников, если, по словам Писания, Его солнце светит равно для всех и Сын Его на просьбу предать огню не принявших Его отвечает Своим ученикам: «Не знаете, какого вы духа: ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать». Спасать не здоровых, но больных, которых с такой беспощадной иронией описывает о. Ярослав, — в том числе и невежественного культработника, вошедшего в церковь в шляпе и навеселе, и его «дамочку-секретаршу», пришедшую в храм, напротив, «безо всякого покрытия вытравленных кудрей», и даже бывшего «лютого партийца».

Конечно, не нам судить автора, который, видимо, по собственному горькому опыту знает, сколь несмысленны и косны бывают люди, как трудно до них достучаться, как обидно наблюдать их невежество и хамство, как справедливы слова о метании бисера перед свиньями. И все-таки почему-то этих косных, пьяных, невоспитанных, неблагодарных, глупых, этих свиней жаль. Жаль и бедных колхозников, об урожае которых второй раз батюшка не захотел молиться. Жаль и заболевшего печника. Жаль и гада «лютого».

Мертвые воскресают, расслабленные восстают, слепые прозревают, горы передвигаются, языком человеческим о. Ярослав владеет превосходно — дело за малым… Яркой по фактуре и материалу книге катастрофически не хватает тепла, не хватает любви. Честное слово, Хэрриот к своим пациентам был гораздо дружелюбнее.

Выход книги о. Ярослава мог стать фактом душеспасительным, а стал лишь общекультурным. Независимо от сильнейшего отрицательного заряда, заложенного в его сборнике, сама попытка поведать на языке художественной литературы о предметах для нее непривычных кажется весьма любопытной и, в общем, удавшейся. Вариант о. Ярослава довольно прост в исполнении — он показывает, что никакого особенного стиля, никакой новой образности для повествования о присутствии Бога, бытии Церкви в жизни людей не требуется. И об этом, оказывается, можно писать без пафоса и нажима, можно писать языком не ангельским — человеческим, потому что православие, православный быт здесь не особый извод реальности с легким привкусом эзотерики, а, собственно, сама жизнь.

А потому вопреки всему порадуемся. Порадуемся, что дверь все же растворилась, лед тронулся и единственный пока голос раздался. Первый блин, в общем, комом, что ж, подождем, подождем еще — других голосов воинов сего немалого православного воинства, других историй, другого опыта, другого тона.

Майя КУЧЕРСКАЯ.

Михаил Горелик «К отчему дому»

«Иерусалимский журнал», 1999, № 2.

Новый толстый (под триста страниц) израильский литературный журнал на русском языке структурирован местной топонимикой. Городской пейзаж, точнее, его культурная проекция превращается в литературные подмостки. Все происходящее в журнале, где бы и когда оно, по воле авторов, ни происходило, «на самом деле» происходит на этих улицах, в этом рельефе, на этих холмах, в этих воротах — самодостаточная модель космоса, заведомо вмещающая «все» и накладывающая на это «все» печать единства.

Что ж, в Иерусалиме есть Русское подворье, Немецкая колония, Французский холм, Арабский базар, площадь Нью-Йорка, но есть и Холм памяти, и Подзорная гора (ладный и неожиданный перевод), и Мусорные ворота, и улица Пророков — различные проекции большого целого, как бы приглашающие к большой литературной и (еще более широко) культурной игре. Но, правда, и создающие опасность платья не по росту.

Казалось бы, чисто формальный ход: замена привычных «поэзия», «проза», «публицистика» топонимическими эквивалентами, а сразу создается новое качество. Представьте себе литературный «Московский журнал» с рубриками: «Арбат», «Чистые пруды» да «Патриаршие пруды», «Лубянка», «Остоженка», «Лефортово», «Театральная площадь», «Соборная площадь» — кристаллизующие культурные и исторические смыслы.