«Безразличие „народа“ к празднику конституции можно, конечно, отнести на счет тривиальной аполитичности. Но по-моему, вернее увидеть в нем признак здорового государственного инстинкта. <…> Рационализировать конституционный скепсис масс можно при помощи хорошо известного аргумента: конституция представляет собой тавтологическое описание уже существующего единства, а не его фундамент, как это пытаются представить. <…> С равным успехом и мы, читая преамбулу своей конституции („Мы, многонациональный народ Российской Федерации… принимаем Конституцию Российской Федерации“), можем задать вопрос: а откуда взялся этот „многонациональный народ Российской Федерации“, если Российская Федерация как государство определена актом принятия настоящей конституции? <…> Наибольшая смысловая опасность состоит именно в этом: принять идею конституции всерьез. То есть увидеть в конституции государствообразующий акт. Ведь в таком случае тавтологическое самоописание национально-государственного единства рискует предстать в качестве его последнего основания. Конституционное мышление лишает нас возможности артикулировать доправовые, то есть настоящие, основания политического сообщества. Если говорить о действующей Конституции РФ, то она делает просто не-мыслимыми некоторые решающие для нашей исторической судьбы вопросы. К примеру, вопрос о разделенном положении русских как нации… С этим связана возможность очень мощного кризиса легитимности национального государства. Кризиса, от которого нас спасает только дремотная недоверчивость нашего „народа“ и его глухота к проповеди конституционализма».
Михаил Ремизов. Апология предвзятости. — «Русский Журнал»
«Словом, „политкорректность“ в своей завершенной форме видится мне онтологически подрывной практикой, стратегией деконструкции реальности. <…> Сколько ты ни строй дорожек для инвалидных колясок, наш технический универсум все равно является проекцией здорового тела. Его паутина сплетена вокруг вполне определенной антропологической структуры. Вполне определенный человеческий тип, предполагаемый как нормальный, нависает здесь из каждого угла. Нет никакой проблемы усмотреть скрытую дискриминацию (по отношению к людям/„существам“ с иными базовыми параметрами) во всех аспектах функционирования этого мира. Но устранить возможность этой дискриминации можно только одним путем: уничтожив его».
«Западный культ меньшинств — это не культ цветущей множественности, а культ расколотой целостности», — пишет Михаил Ремизов в другой статье на ту же тему («Общество жертв» — «Русский Журнал»
Леонид Романков. Человек пиршественных столов. — «Вышгород», Таллинн, 2001, № 6.
«Однако, как впоследствии выяснилось, ее (И. В. Щеголевой. — А. В.) воспоминания носили довольно специфический характер. Когда я спросил ее о писателе-обэриуте Олейникове, она тут же ответила: „Как же, как же! Я его прекрасно помню! Однажды мы остались с ним вдвоем в одной из комнат в Союзе писателей, он обнял меня и повалил на пол. Когда я с трудом от него отбилась, он спокойно встал, почистил колени на брюках и хладнокровно заметил: „Не беспокойтесь, Ирина Валентиновна, я пошутил“…“»
Омри Ронен. Вера. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2002, № 1.
Вера Набокова. Не его вера, а жена Вера.
Русский Канон Платонова. — «Завтра», 2002, № 2, 8 января
«Очень легко доказать, что весь Платонов вышел из Герцена», — говорит театральный критик Михаил Ковров. См. также его статьи о Платонове — «Мистик русской победы» («Завтра», 1999, № 35, 1 сентября) и о Каноне — «О драматургии. (Русский Канон)» («Наш современник», 2001, № 5).
Вячеслав Рыбаков. Клеветникам Ордуси. Кому и почему мерещится «коричневая чума» в эпопее «Евразийская симфония». — «Литературная газета», 2002, № 4, 30 января — 5 февраля.
Руки прочь от Хольма ван Зайчика, маниакальные демократы!!!
Александр Секацкий. «Мойшу не нужно нюхать, Мойшу нужно учить». Химеры глобализации. — «Русский Журнал»
«Времена индульгенций вернулись как фарс: когда-то римская церковь торговала прощением за еще не совершенные грехи, теперь пытается получить прощение за чужие вины».
«В основе христианства, равно как и любой другой всемирной религии, лежит незыблемый принцип: существуют силы, примирение с которыми невозможно. Эти начала именуются „адскими“, „дьявольскими“, „инфернальными“ — верующий может и должен им противостоять, попытка же диалога находится принципиально за пределами человеческой компетенции. Преступающий эту черту совершает не просто серьезное прегрешение, он, безусловно, отпадает от Бога как еретик. И вот начиная с середины XX столетия мы наблюдаем, как укореняется и распространяется новая массовая ересь в христианстве — ересь всепрощения».