Новый мир, 2004 №02

Я попробовал разобраться в этом ощущении, проанализировав степень пригодности или непригодности самого инструментария веб-обозревателя (своего и моих коллег). Вывод, к которому привел меня этот эксперимент, оказался неожиданным. И, повторю, — предельно субъективным: литературный Интернет в последние два-три года не просто изменился, а изменился кардинально.

Городок, коим был наш Интернет, в котором мы жили и обустраивались, превратился, точнее, влился в гигантский мегаполис, где можно жить активной жизнью, но притом так и не узнать всех районов этого мегаполиса.

Что это значит для обозревателя?

Представим, что телеобозреватель Ирина Петровская, имеющая дело с пятью или десятью каналами, на которых сосредоточена тележизнь, вдруг обнаружила бы перед собой не пять или десять, а пятьдесят или сто полноценно работающих каналов. Это означало бы, что нынешние ее функции мгновенно меняются, если не обессмысливаются вообще. Во-первых, просто физически невозможно уследить за всем, ну а во-вторых, у нее как телеобозревателя исчезает аудитория. Аудитория ее разбредается по своим каналам — и той площадки, с которой бы просматривалось все и вся и на которой обозреватель мог бы общаться с аудиторией, больше нет. Вот ситуация, похожая на ту, в которой оказался я.

Задача обозревателя — описание интернетовского ландшафта, с выделением самого интересного в нем. Но вот как раз общий план становится все менее доступным. Говорить же об отдельных явлениях сегодняшнего литературного Интернета, не имея в виду общей его картины, бессмысленно.

Более того, бессмысленными сегодня становятся сами попытки говорить о литературном Интернете как некоем литературном явлении. Похоже, что такового больше нет.

Пять лет назад, а может, еще и три года назад можно было — пусть и с оговорками — рассматривать интернетовское литературное сообщество как некую субкультуру.

Это были времена, когда литературный Интернет состоял из полутора — двух десятков крупных сайтов, претендовавших на лидерство. И был круг авторов, которые воспринимались именно как «интернетовские». И были там свои лидеры и аутсайдеры, свои литературные противостояния и союзы. Было около десятка более или менее постоянных интернет-обозревателей, претендовавших на представление жизни литературного Интернета. Тогда можно было говорить о некоем литературном поколении, становление которого во второй половине 90-х проходило как раз в литературном Интернете. Те же, скажем, Линор Горалик, или Ольга Зондберг, или Сергей Соколовский, или Станислав Львовский, или Макс Фрай, или Сергей Солоух. В стилистиках интернетовских литераторов, даже таких разных, как, допустим, Вячеслав Курицын, Станислав Львовский, Роман Лейбов, можно было обнаружить родственные черты. Ну, скажем, своеобразное сочетание собранности и вроде бы предельной раскованности, атмосферы интернетовского междусобойчика, иронического, как бы необязательного трепа, но с ориентацией чуть ли не на философскую максиму; устная речь современного интеллектуала в кругу своих оттачивалась как особая литературная форма.

А за стилистикой этой просматривалась короткая, но предельно насыщенная история русского литературного Интернета. Начинали его (как я понимаю) молодые интеллигентные программисты, еще латиницей вбивавшие тексты братьев Стругацких, Высоцкого, Цветаевой, Пелевина, — это была их литература. И почти сразу же началось заселение Интернета литераторами нового — не только литературно одаренного, но технически продвинутого — поколения. Опробуя новое пространство, заводя виртуальные знакомства, образуя поначалу молодежные интернет-тусовки и выстраивая там свои собственные иерархии, они-то и затевали русский литературный Интернет. Это был романтический период отцов основателей: Антон Носик, Евгений Горный, Роман Лейбов, Леонид Делицын, Дмитрий Манин, Александр Гагин, Максим Немцов, Андрей Левкин, Максим Мошков, Сергей Кузнецов, Александр Левин, Макс Фрай, Дмитрий Кузьмин и другие.