Новый Мир ( № 4 2008)

“<…> из первой половины текста [„Доктора Живаго”] можно было бы, вообще говоря, выстричь пять-шесть небольших рассказов, несколько несамостоятельных по стилистике в широком эклектическом диапазоне (Куприн/Леонид Андреев/Шмелев), но в целом вполне пристойного дореволюционного качества. А из второй половины — пару очерков во вкусе „молодой советской прозы 20-х гг. ” — которая про Гражданскую войну в Сибири и на Дальнем Востоке (Вс. Иванов, например; т. е. слегка похуже, чем Иванов, конечно, но тоже ничего). Можно было бы произвести и другую процедуру — прочесать мелким гребешком да и вычесать все пластически и ритмически тонкие „модернистские” фразы. Получилось бы страниц, думаю, сорок „пастернаковской прозы 30 гг.”. А сухой остаток — раздать бедным. Сухим пайком. Впрочем, они его, кажется, уже получили”.

“<…> Пастернака как романиста отличает удивительно последовательное нежелание? — неумение? — непонимание необходимости? — показывать узловые события и сцены — моменты, существенные для развития сюжета и персонажей. Важное в „Докторе Живаго” чаще всего пересказывается и/или должно пониматься из контекста. Несущественное же — бесконфликтные сцены и сомнительной интеллектуальной ценности разговоры — описывается более чем развернуто. <…> Даже не в самом удачном романе Льва Толстого, упомянутом здесь только ради его иллюстратора, трудно было бы вообразить себе, что суд над Катюшей Масловой не представлен в лицах, а сообщен читателю задним числом („Нехлюдов узнал Катюшу на суде и очень расстроился…”)”.

“„Доктор Живаго” — опоздавшая книга. Он должен был бы выйти лет на десять раньше, в 1947 — 1948 гг., в эпоху, которой он, собственно, и принадлежит по своим, так сказать, идейно-художественным характеристикам, в эпоху, которой (это гипотеза!) в значительной степени и порожден — в окончательном своем замысле по крайней мере”.

“<…> Так что еще сказать о „Докторе Живаго” — на прощанье (вряд ли я его когда-нибудь буду перечитывать)? Один раз Борис Леонидович Пастернак крайне неудачно поговорил по телефону… Я взял бы на себя смелость предположить, что „Доктор Живаго” — это и есть несложившийся тогда „разговор о жизни и смерти” с самым главным собеседником, тихо положившим трубку. Теперь понятно, к кому, собственно, обращен роман, кого пытается тронуть и убедить автор. Но поздно, поздно…”

СоставительАндрей Василевский.

 

“Бельские просторы”, “Вопросы истории”, “Дальний Восток”, “Даугава”,

“Дружба народов”, “Звезда”, “Знамя”, “История”, “Литература”, “Лоза”,