Лично я регулярно вижу среди жертв и свидетелей (обвиняемых пока почему-то не попадалось) своих знакомых или знакомых знакомых — профессиональных и непрофессиональных актеров, людей из богемных тусовок. Судебные шоу перемалывают сотни и тысячи человек, жаждущих где-нибудь сниматься, светиться, мелькать. В ходе «слушаний дел» они произносят всякие странные реплики, никакого отношения к их реальной социальной жизни и частным обстоятельствам не имеющие. Но вполне допускаю, что есть немало зрителей, которые искренне полагают, что присутствуют не при развертывании сценария, придуманного командой сценаристов, а при настоящем суде. Есть и такие, которые вообще считают все, что происходит в телеящике, сфабрикованным, инсценированным и ненастоящим. Однако и они смотрят, потому что им приятно и интересно.
История зрелищного жанра суда в нашей стране началась отнюдь не с покупки зарубежных телеформатных аналогов. Когда-то, в революционную эпоху, были в моде суды над литературными персонажами, классово чуждыми советской власти. Например, суд над Евгением Онегиным. В школьной и институтской практике такие суды могли проводиться и в 1930-е годы, и значительно позже. Кстати, как это часто бывает в истории человечества, условный игровой жанр объективно оказался прологом к эпохе реальных судов над врагами народа. И поэтому при слове «суд» в любом театральном контексте человек с опытом жизни в позднем советском социуме все равно вздрагивал и настораживался.
Когда я училась на первом курсе ГИТИСа, шел перестроечный 1987 год. Тем не менее одна преподавательница советского театра всерьез сетовала на то, что у нас на театроведческом факультете нет никакой общественной жизни, никаких коллективных мероприятий. В качестве варианта она посоветовала провести какой-нибудь суд над персонажем какой-нибудь драматургии. В душе мы все улюлюкали и визжали в истерическом восторге от столь маразматической идеи. Однако выразить свои чувства по отношению к жанру инсценировки суда не посмел ни один студент и ни один преподаватель из присутствовавших. Куда колебнется общественная история нашей страны, тогда было еще не ясно.