Читаем Новый Мир ( № 4 2011) полностью

Осторожное, робкое, несмелое и как бы только на пробу. Но, конечно, уже чреватое будущим. Не издалека, не отдаленным, а уже завтрашним злобно-радостным будущим, скандальным!.. Уже не остановить.

 

А заикающийся пацан продолжал — все с той же отрадой счастливого припоминания подробностей.

С безмятежным мальчишьим хвастовством.

В конце концов эти жрущие дяди тоже хвастуны, и еще какие! Весь день они… Кто о чем! Не затыкались!.. А ему, юнцу, тоже хочется, и ему есть что рассказать.

— Я, Артем К-константинович, сначала не был уверен. Я с-сомневался… Но когда вы сказали, что трое… Про трех п-подпольных х-художников с Волги. Я тут же их вспомнил… Их лица…

Юнец выкладывает всё:

— …Сначала я вас, Артем Константинович, увидел на Выставке. Когда п-пожарники начали орать и п-поливать из шлангов этих трех х-х-художников… Уже мокрых. Уже с ног до головы… Артем Константинович смело пошел, попер прямо на них и сказал одному из пожарников. Вы п-потрясающе сказали ему, Артем К-константинович. Вы сказали: эти трое, эти х-х-художники, они с Волги! Они с Б-большой Волги, с большой воды — и простой водой, что из шлангов, их не напугать и не удивить!

Стратег хмыкнул: — Однако память.

— Маленький стукач, а уже памятливый.

— А как правильно?.. Стукачик? Или стукачок?

 

— П-первые ф-фразы трудные. Но я всё-всё п-помню. Я еще подумал — какие слова! Большой водой не удивить! А на вас кричали — Константа! Опять этот долбаный Константа!.. Когда вечером я увидел вас в отделении ГБ, обрадовался. Узнал. Вы уже переоделись… были х-хорошо одетые, сухие и… и вынули из кармана ту бумагу.

А у взрослых дядей от его припоминаний захолодело в желудке, как в вороватом детстве. И опятьонопрозвучало, чреватое уже совсем близким, уже набегающим, уже домашним будущим:

— Постукивал, а?

 

Ольга тихо охнула: — О господи.

Инна хватает ее за руку:

— Сиди, Оля. Мальчишка мог напутать.

— Я?.. Н-нет. Н-нет, честное слово… Помню. Я слышал сам. Артем К-константинович замечательно это сказал. С-с-смело сказал. Провинциалов с Волги б-большой водой не удивить!

 

Смишный первый напал на теплый след: — Сказал про воду — и что дальше?.. Дальше!

— Я п-помню. Там, на их картинах, ф-фамилии написаны. Всех троих… П-провинциалы стояли рядом. С Волги… Их картины тоже рядом. Афиншеев… Кучайников… и… сейчас… сейчас… я в-вспомню… и Труновский.

Свой-1: — Во память!

Смишный: — Дальше! Дальше!

Артем: — Я сам скажу, что дальше… Меня вызвали в ГБ для объяснений. Как одного из организаторов той Выставки. Повесткой… Любого из вас могли туда вызвать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги