Новый Мир ( № 5 2013)

Мы жили одне в Аргентине и харбинсов не знали, но оне синьцзянсов знали, потому что жили вместе в Гонконге и в Бразилии. И просмеивали нас как могли: что мы нерусски, чалдоны и всё говорим неправильно. У них «печь» — у нас «пещь», у них «протвень» — у нас «лист», у них «запон» — у нас «фартук», у них «спички» — у нас «спищки», у них «котелок» — у нас «котселок». Разница в говоре была, и оне считались боле русскими, а нас считали азиятами. Наши друг друга всегда величали [61] , и была привычкя, и приучали, обхождение, обойтись ласково, вежливо, не обидеть, угодить  и т. д. Тятя нас приучал: пошлёт к суседу, накажет строго, как обойтись с суседом, и переспросит, как понял, расскажешь — тогда посылал. Приходишь к суседу:

— Здорово живёте!

Ответ:

— Милости просим.

— Деда Самойла Андреич, тятя послал к вам с просьбой. Можете тяте занять молоток?

— Да, сынок, возьми.

— Спаси Господи.

Приходишь домой:

— Вот, тятя.

— Ну, как сказал суседу?

Всё подробно расскажешь, и что он сказал.

— Ну молодец.

У харбинсов не величают, а просто на имя называют, и когда что просют, просто просют и как будто вы обязаны дать.

Харбинсы в Бразилии синьцзянсов прозвали траирами. Траир — ето рыба, спокойна, до семи килограмм, как полешки, и любит погреться на солнушке. Один раз на свадьбе несколькя мужиков-синьцзянсов, крепко подвыпивши, лягли под куст и уснули. Харбинсы увидели, говорят:  «Посмотрите, лежат, как траиры». И то пошло дальше, так и прозвали нас траирами. А наши прозвали их макаками, почему — потому что всё им нужно, везде оне лезут и везде оне наглы.

Мне в Уругвае без родства сладко не пришлось, везде хи-хи-ха да ха-ха-ха, за всё приходилось терпеть, постепенно привык, но мне ето не нравилось.

За неделю до нашей свадьбе в Бразилии была свадьба, женился Арсений Филатович Зыков. Почему-то родители на его свадьбу не поехали. После нашей свадьбе через две недели Арсений со своей супругой Валентиной Леонтьевной Маметьевой прибыли в деревню. Арсений Филатович характером уродился в мать, так что понятно, хто он. У них вскоре не пошло. Конечно, в етим добрые люди позаботились — помогчи ихнему разводу.

В деревне моего тестя с тёщай все, окромя дядя Федоса, ненавидели. Мне казалось — почему? Тесть такой порядочный, тихой, богобоязневый — и его ненавидят. Но уж ладно, тёща — есть за чё, она неспокойна, везде лезет, всё ей нужно, про всех знат, и каки сказки — всё она сплетёт. Моя Марфа её недолюбливала. Ни к чему их не приучала, толькя на их кричала, издевалась, ничего не работала, а знала каждый Божий день бегала по деревне, новости узнавала да в каждый разговор соли подсыпала. Семья большая, один одного меньше, а ей ничего не нужно. Марфе ето не нравилось, и она с ней часто схватывалась, и спорила, и за отца заступалась (отца оне все любили). За ето тёща Марфу возненавидела, проклинала, выгоняла из дому и сулила наихудшего мужа, пьяницу и чтобы бил всегда её. Тёща часто выпивала, при любым случае старалась напиться, и тайно выпивала. Тестю и детям ето не нравилось, за ето у них возникали конфликты. Когда Марфа вышла взамуж, тёща всеми силами старалась мне угодить, через лишку, ето меня настораживало, и Марфа тоже боялась, и к Марфе тоже изменилась, стала чрезвычайно любезна. Мы ничего не подозревали, но толькя удивлялись, кака она к нам любезна, но люди мне говорили часто, особенно Сергей Садофович: «Данила, опасайся, не доверяй». Я никому не верил: как ни говори, всё равно родственница.

 

 

sub 14 /sub

 

У нас шло всё хорошо. Тёща каждый Божняй день у нас в гостях, не надо радиё, ни газет — всё известно в деревне. Мы с Марфой по-прежнему трудились, деньги копили и начали матерьял покупать — строить дом. Народ на ето внимание взял, и смотрим: наши мужики строют станки [62] и садятся ткать пояски — сам дед Садоф, Иона Максимович, Сергей Садофович, Василий Берестов.

Мои пояски в США брали хорошо, потому что мужески руки посильнея женских, и пояски получаются как ремешки, и цена их росла: с 20 доллар ушли на 25 доллар. Мне везло.

Тут произошло следующа. Фёдор Иванович и Марк Иванович соперничали из-за Графиры Филатовны. Графира боле заигрывала с Фёдором, но тянула, Фёдор нервничал и даже пострашал её:

— Ежлив за меня не выйдешь, я тебя изнасилую.

Ей этих слов хватило, чтобы он ей опротивел, и она вышла за Марка Ивановича. Сыграли свадьбу. Он её любил, она уважала его. Вскоре приехала Валентинина сестра, Главдея Леонтьевна, Фёдор за ней стал бегать, но она как-то бочкём от него. И тут Алексей Иванович Чупров стал с ней праздновать, у их сошлось, и оне поженились, и у их пошло как по маслу.

Приезжает ко мне в гости брат Степан: двадцать четыре года, праздновает и помалкивает. Говорю брату:

— Ну что, братуха, пора жениться, хватит быть бобылём.

Он смеётся, начинает праздновать с Парасковьяй Ивановной. Шло всё хорошо, он взял для испытку да поиграл с Александрой Ивановной.  Парасковья как надулась, бросилась домой, не стала играть, он к ней — она отталкиват:

— Иди к Сашке!

Степан посмотрел и сказал: