Новый мир. № 6, 2003

Лежа, смотрел на то окно… скоро заработает? Я, правда, там приватизировал бред. Но будет ли лучше от этого? Сомневаюсь. Волнений, во всяком случае, больше. Впервые в сочинении своем не уверен… В соавторстве с нею не могу сочинять!

Чуть задремал и сразу увидел волшебный сон — когда ты так же лежишь и то же видишь, но в другом времени. И в другой жизни. То окно — чистое, отливающее небесной голубизной, обвитое гирляндой оранжевых колокольчиков. Сквозь сон почувствовал, как горячие счастливые слезы полились. Наполовину проснулся. Да-а. Были когда-то цветочки. Теперь — ягодки.

Вдруг резко телефон зазвонил. Я вскочил с колотящимся сердцем. Кто звонит среди ночи? Какая еще беда? Одной мало? На часы глянул — шесть часов. У людей — вечер. Это только у нас — ночь.

— Алло! — тем не менее бодро произнес. Голосом могу управлять. А по голосу, как по веревке, глядишь, выберемся.

— Привет, — Кузин голосок. — Ну что? Блаженствуете?

— В каком смысле?

— Ну — Нонка-то выписалась.

— А-а. Да.

Видно, немножко по-разному оцениваем мы с ним эту идиллию.

— Ну как… подлечили ее?

Не долечили. И — не долечат. Не до-ле-чивается она!

И тут же это и подтвердилось: Нонна, зевнув, вдруг вскинула свои тощие ножки, встала на них и, глянув на меня как на пустое место, по коридору пошла. Льва Толстого проведать? Заскучал, поди, старик. Есть в нем одна маленькая тайна — но, к сожалению, выпитая почти до дна. Слышал озабоченное ее пыхтенье: гиганта мысли нелегко поднимать. Изумленная тишина, потом — стук. Поставила классика на место. Не оправдал классик ее надежд.

— Значит, все в порядке у вас? — Голос Кузи в трубке прорезался, мне померещилось, через тысячу лет. — Тогда не хочешь ли прокатиться опять?

Волна счастья окатила меня: улететь из этого ада! Да еще небось по важному делу — какой-то очередной проект спасения человечества! Но волна тут же схлынула, разделилась: половина души ликовала еще, а половина — торкалась в тесной кладовке: как там лахудра моя?

— Ты помнишь, наверное: мы шведам отдали лицензию на переработку сучьев.

Как не помнить! Душу порвали. Выходит — не до конца?

— Та-ак, — произнес выжидательно. Одно ухо было здесь, другое — в кладовке.

— Ну, они хотят что-то типа буклета выпустить. А у тебя, вспомнил я, какое-то эссе было о сучьях?

Было! «Сучья в больнице». «Больничные сучья». Кузя, друг!

— На Готланд приглашают они тебя!

Ну тут душа уже на три части разорвалась.

— А Боб? Участвует? — выговорил я.

— Твой Боб!.. — проговорил Кузя презрительно.

«Твой Боб»! Во-первых, Кузя сам мне его дал, просил в Африке «уравновесить» его. А во-вторых, как же так можно обращаться с людьми? Боб изобрел все, наладил!.. А все презрительно упоминают о нем!

Тут душа моя окончательно лопнула. Надо с Кузей обаятельно говорить, а левое ухо тем временем слышало, как Нонна уже настойчиво в дверь скребет, дергает замок, пытается выйти. Походы мы знаем ее!

Сразу на двух фронтах невозможно страдать. Пострадаем на этом.

— Можно подумать чуток? — произнес я вальяжно. — Заманчиво, скажем… но я тут что-то пишу.

— Ну ты заелся, гляжу! — Кузя уважительно хохотнул. — Ну, думай! — перезвоню.

Да, я заелся. Говна.

— Ну, хоп! — бодро я произнес.

— Чао.

Не говори «хоп», пока не перескочишь! Да, я заелся! Метнулся к двери. Еле успел: она уже одолела замок, ветхое ее рубище сквозняком развевалось.

— Погоди. Ты куда это?

Глянула яростно: кто тут еще путается?

— Выйти надо, — проговорила отрывисто.

Поглядел на сумку ее: чем-то нагружена. Если в последний путь надумала, то многовато берет.

— Дай денег мне! — произнесла надменно.

— Для чего это?

— Ну… сигареты купить!

— «Ну сигареты» вот у тебя, — вытащил из кармана ее пальто почти полную пачку.

— Ну… еще кое-что! — нетерпеливо сказала она.

— Чтобы… Льва Толстого наполнить внутренним содержанием?! — заорал. Бедный Толстой! Достается ему от нас после смерти. — Хватит уже! Все! — Сорвал пальтишко с нее, бегал по коридору, в кладовку швырнул его. — Все! Хватит! Ты поняла? Хватит! Больше мучиться с тобой не могу я, второй раз мне Бехтеревку не поднять! Поняла?

Враждебно молчала. Ну, если оно так — закрыл дверь на большой ключ, сунул его себе в шальвары. Дубликат она вряд ли найдет.

— Все! — закрылся в уборной. Последнее место, где не достанут меня. Задвижка — лучшее изобретение человечества. Но! Только приготовился к блаженству — входная дверь жахнула. Открыла все-таки? Ну и пусть. Человек все сам выбирает. Я — тут остаюсь.