И снова пошла жаловаться на то, что угасает лесное и озерное сословие, уходит в небытие порода добытчика и ходока, на которой держалась когда-то вся Баская Выставка. И как знать — не отразится ли ее исчезновение на природе русского человека? Конечно, и сейчас в деревне немало мужиков, кто выезжает на Варшу, чтобы заготовить рыбы на зиму. Без щуки и окуня ни одна семья за стол не садится. Но этот промысел держится на стихийном энтузиазме: нет хороших сетей (запусков, как здесь говорят), многим не хватает опыта, экипировки. К тому же не каждый любитель-одиночка способен унести на плечах, через мхи и болота, сотню-другую килограммов скоропортящегося продукта. Да и бензин нынче шибко дорог — много не наездишься на “Вихре”. А ведь озера перекипают от нагулявшей вес рыбы, и пора, давно пора, размечталась “фермерша”, сплотить из случайных добытчиков рыбацкую артель на правах кооператива. А то что получается? Куда черт не пролезет, туда бабку пошлет. Вот она и пошла, чтобы вставить перо “сопленосой молодежи”. Тем более, что нашелся один предприниматель из райцентра Мезень, готовый принять у нее ббольшую часть озерного урожая.
Я зачалил моторку в удобную бухточку, как велела старуха, и мы двинулись тропинкой вглубь зеленого парнбого сумрака. В дымчатом сне стояли деревья, отбрасывая густые тени. Повеяло холодом, все вокруг сделалось тусклым, почти призрачным, из низин поплыли слоистые пряди тумана. Мы шли в сторону озера Перлахта, и я увидел сквозь частокол стволов развалы барачных строений в зарослях иван-чая, угловые вышки без крыш, ржавую путаницу колючей проволоки.
— Это что — от
техвремен осталось?— Нет, это еще лишенцы строили, “вшивики”, как их называли. Слыхал о таких, нет? Херсонские немцы, крымские татары, правобережные украинцы — их еще в двадцать девятом году сюда пригнали. Охти-мнеченьки! Ежли далее сказывать — дак слов не хватит! Двадцать зим в тайге просидели — вот как во дак ведь! Недаром говорят: немец да татарин — что твоя верба. Куда ни ткни, тут и принялась...