Новый Мир ( № 6 2006)

“Не жалко бы и умереть, — думает Иннокентий в романе, — если бы люди узнали, что был такой гражданин мира и спасал их от атомной войны”. А умереть ради того, чтобы засветить перед американскими спецслужбами советского агента?

Но ведь сам Солженицын настаивает, что в основе атомной версии лежит “совершенно истинное” происшествие. Звонил же некто в американское посольство и пытался предупредить об операции советской разведки! А какие доказательства, что у звонившего были те же цели, что у Иннокентия Володина? Вообще, история этого звонка крайне странна и запутанна.

Солженицын узнал о происшествии со слов Льва Копелева, прототипа Рубина. Сам Копелев в мемуарах “Утоли моя печали”, впервые изданных в “Ардисе” в 1981 году и позже переиздававшихся в России, рассказывает, как осенью 1949 года ему дали прослушать запись разговора некоего “индивидуя” с сотрудником американского посольства. Звонивший (позже Копелеву была названа его фамилия, скорее всего вымышленная, — Иванов и профессия — дипломат) заявляет, что у него есть срочное, важное и секретное сообщение. И на разные лады повторяет, что советский разведчик Ковальсегоднявылетает в Нью-Йорк, чтобы вчетвергвстретиться в каком-то радиомагазине с американским профессором, который даст ему новые данные об атомной бомбе. Характерен приведенный Копелевым речевой оборот: “профессор по атомной бомбе”.

Содержание самих звонков в романе Солженицына и в мемуарах Копелева почти совпадает, и там и там повторяется имя агента Коваля (у Солженицына еще и имя — Георгий). Но есть и различия. По словам Копелева, “Иванов” трижды позвонил в американское посольство и один раз — в канадское (у Иннокентия Володина и от первого звонка “под ногами горел пол будки”). И у Солженицына нет ни слова про перелет разведчика в Нью-Йорк.