Читаем Новый Мир ( № 6 2009) полностью

“У нас нет никаких оснований, помимо ложно понимаемого „литературоведческого целомудрия”, отказываться от признания того, что автор „Ревизора” с упорством подчеркивал родство Александра Сергеевича с Иваном Александровичем. Выражаясь более определенно, скажем, что львиную долю пушкинского составляющего в культурном пространстве России первой трети XIX в. Гоголь — творческая и личностная противоположность Пушкину — расценивал именно как „хлестаковское” — искреннее, естественное, несомненно даровитое, полное внешнего блеска, хлесткое, но легковесное, аморальное и недостаточно „серьезное””.

“Мы попали под каток гламура”.Сергей Шаргунов о шлаке жизни и литературном счастье. Беседовала Анна Гилёва. — “OZON.ru”, 2009, март.

ГоворитСергей Шаргунов:“Я ничего не могу сделать с некоторым своим неверием, и зачем здесь притворяться. Я скорее мистик. Верю в закономерность происходящего, стараюсь делать хорошее, практически по молчалинскому рецепту: он говорил, что нужно не только быть ласковым со своей собакой, но и со своим слугой и собаку его погладить. В этом принципы внешней нравственности. Иногда я прихожу в церковь.

Я наблюдал в жизни очень неглупых людей, которые фанатично веруют, например, как Анастасия Ивановна Цветаева. Но у меня всегда был барьер. Случались некие чудеса, бывали сновидения, но ничто меня не подвигало к безоговорочной вере. Однако я за церковь. Я считаю, что русская церковь — это важный момент, пристанище. Правильно говорит Христос, что он пришел не к здоровым, а к больным”.

Анна Наринская.Договор с обманом. Судьба Булата Окуджавы по Дмитрию Быкову. — “Коммерсантъ”, 2009, № 38, 4 марта.

“По мнению Дмитрия Быкова, „в русской жизни 1950 — 1990-х годов Булату Окуджаве выпало играть ту же роль, которая досталась Блоку”. И даже сильнее: „Окуджава был своеобразной реинкарнацией Александра Блока”. Обоих поэтов Дмитрий Быков ласково называет „трансляторами” и иногда нежно над ними подтрунивает: „Удивительное дело — эти трансляторы: когда есть что (в весьма узком диапазоне, ибо ловят не всякую волну) — транслируют. Когда нечего — пишут никакие тексты”. Насчет „трансляторов”, как ни дико звучит это слово в таком контексте, можно даже согласиться. И Блок, и Окуджава, выражаясь по-быковски, ловили волну. Но масштаб и, главное, глубина их „трансляций” несопоставимы. Через музыку Блока мы до сих пор улавливаем тектонические сдвиги породы, а лирика Окуджавы передает мелкие колебания грунта. Не желая того, Дмитрий Быков сам это и показывает”.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза