Он стоит, как и раньше, облокотясь о детские качели. Рядом с ним Ирма Ивановна переминается с ноги на ногу.
— Ваня?! — громко говорит Ирма Ивановна. — Что ты здесь делаешь?! Вот так встреча!
— Встреча, — неохотно говорит он, растерянно оглядываясь. — Вот так встреча, Ирма.
— Я вообще-то собиралась на день рождения к одной знакомой, но помнится, кто-то недавно грозился повести меня в кафе... Если предложение остаётся в силе, то я са-гласна, ладно, так и быть...
Ирма Ивановна кокетничает своим довольно натренированным телом, всеми своими бицепсами и трицепсами.
Ваня молчит.
Жанка плачет.
— Я жду одного человека, — неуверенно оправдывается Ваня.
— Женшчину?! — Ирма Ивановна театрально надувает губки.
Ваня молчит.
Жанка плачет.
— Если ты ждёшь Жанку, Ва-ничка, то тебе не повезло, да-ра-гой. Я её ещё полчаса назад встретила в парке. Со Стёпой-кондуктором...
Ваня молчит.
— Я не напрашиваюсь, Ваня, — неожиданно строгим тоном заявляет Ирма Ивановна. — Никогда не была второй и не собираюсь. Адью!
И очень медленно, покачивая бёдрами, отходит в сторону.
Ваня последний раз оглядывается. Смотрит на часы. Половина девятого.
— Ирма! — кричит он. — Подожди. С тобой так трудно договориться! Какая-то ты непонятная!
— Женшчина должна быть за-га-дачная.
— Ирма...
— Ваня...
Они исчезают за углом, а Жанка наконец вытирает мокрое от слёз лицо.
Ей хочется кричать: сука! ты всё врёшь!
Но ни звука с уст.
Жанка стягивает платье. Снова усаживается на подоконник и глубоко дышит. Только дышит.
Сумерки становятся густыми. Соседние дома тонут во тьме.
Она не плохая, думает Жанка, она просто любит его, иначе зачем бы ей быть такой подлой.
Гнев, что собирался внутри, растворяется в тихой печали.
Она любит его, думает Жанка. Пусть им будет лучше.
Над верхушками тополей поднимается бородатая голова Бога.
— Жанна, — торжественно говорит Бог, — ты заслужила Царство Небесное.
Жанка не удивляется. Она ощущает неимоверную лёгкость в теле.
— Ты заслужила Царство Небесное, — повторяет Бог, наверное для того, чтобы Жанка не успела его поблагодарить.
— Спасибо, Боже, — шепчет Жанка, — но...
Её тело на глазах становится изящней, тоньше, меньше, совсем крошечным. На спине вырастают серовато-серебристые крылья — и вот гигантский ночной мотылёк слетает с подоконника в небо, пролетает над двором, над мироновскими тополями, над мироновским вокзалом. Полёт даётся тяжело, потому что крылья слишком большие и слишком тонкие. Кто-нибудь может подумать, что это летучая мышь или даже сова, но уж никак не мотылёк.