Новый мир. № 7, 2003

Перед самым отъездом звонит мать и предупреждает, что у поезда ему передадут какие-то документы — для бакинской соседки сверху. Этот малозначительный эпизод вырастет потом в сознании Ильи чуть не в поворотную точку судьбы. Осмысливая логику разворачивающихся событий, он будет все крепче и крепче убеждаться, что «мир прозрачен, мир порист и сквозист». Но в пределах отпущенного ему текста так и не догадается, что качества мира и качества пребывающей в нем личности взаимозависимы. И что, став на свой путь «прозрачного и сквозистого», он тем самым определил характеристики всей окружающей действительности. Поддавшись влиянию обстоятельств, он добровольно согласился играть жертву — встав в оппозицию к роли «мужчины-охотника-хранителя очага» (это, кстати, один из рефренов). И обречен теперь на пассивную роль всегда (на недолгое время, исподтишка, как бы украдкой) замещать «сильного», пользуясь чужим свитером, чужой комнатой, чужой женой. В пределе — чужой судьбой. Не в том беда, что он противится роли «хозяина жизни» — действительно во всех отношениях гнусной, беда в том, что он то и дело соглашается идти «по следам», никак не обнаруживая ни мужества, ни внутренней силы двинуться вразрез обстоятельствам.

Кто он? Студент Литинститута, осознающий себя писателем и признающийся, что давно уже ничего не пишет? Еврей-выкрест, не бросающий попыток разглядеть причины разваливающейся семейной судьбы в каких-то тайных дефектах мезузе, прибитого некогда прадедом над дверью их бакинской квартиры? Христианин, снимающий с себя на всякий случай крест перед возможной опасностью?

В Москве он существует в ипостасях изгнанного супруга (страдающего от потери не любимой женщины, а постоянного угла), любовника богатой сокурсницы, полулегального приживала за символическую плату в комнатенке, принадлежащей мужу кузины, куда тот время от времени водит свои компании…

В Баку, куда Илья прибывает с судьбоносными документами, мигом начинает разворачиваться роман с той, кому бумаги адресованы (характерно, что он не раз и не два подчеркнет, что все активные шаги первой делает дама — типичное для него амплуа вечного партнера на белый танец…). Но Баку — не Москва. Едва ступив на землю родины, Илья сразу же ощущает, как разворачивается во всей красе свернутый было шлейф прошлого. Дама сердца-то не кто-нибудь — разведенная жена бывшего друга. В прошлый приезд он пережил очередной виток отношений с другой подружкой детства, бывшей возлюбленной все того же дружка. Матерью-одиночкой. И кстати, неизвестно вообще-то, чей ребенок. Илья, между прочим, не совсем исключает, что его… Ближе к финалу выясняется, что деньги, которые присылает ему мать (из полунищей страны, где идет война, и приметы ее он наблюдает собственными глазами и по этому поводу сокрушенно рефлектирует; но он вообще много рефлектирует, и все сокрушенно), получены из очень неприятного герою источника. Но об этом чуть позже…

Сюжет романа строится по трем осям. Временнбой: прошлое — настоящее; пространственно-географической: Москва — Баку; и социально-символической: верх — низ. По мере развития действия последняя составляющая набирает все большую и большую силу. Символика этой линии (не забудем и истории Христофора) наглядно решена в иерархии бакинского дома, где три нижних этажа еще дореволюционной постройки занимают простые смертные, а верхний, пристроенный в советское время, — люди очень и очень непростые. Хашим, чью жену теперь «обслуживает» Новогрудский, с того самого четвертого этажа. И сама Ирана, проживающая в бывшей хашимовской квартире, не кто-нибудь — дочь бывшего замминистра торговли республики. Впрочем, козыри, как говорится, новые, а дураки старые. И все эти бывшие, как и прежде, — наверху. Страшным открытием для Ильи становится связь его матери с Заур-муаллимом (отцом Ираны), который, как порассказал ему еще один дворовый дружок, Марик, фотограф-кокаинист и мелкая сошка в играх больших людей, крутит теперь деньгами и властью (торгует оружием и не последний человек в партии «Независимости»). Вот с этого-то стола объедки и проживает Илья в своих московских бедствиях…

А документы — что ж, это всего лишь возможность для Ираны отбыть в Швейцарию, где дожидается ее новый швейцарский муж, уже получивший (и готовый получать еще и еще) на свои счета какие-то оглушительные деньги от зауровских махинаций. «…ты просто интрижка перед Швейцарией», — открывает Новогрудскому глаза все тот же Марик. А тот-то раскатал губу: мол, не это ли шанс начать жизнь сначала, не это ли трамплин — или как там это зовется…