Эти звезды мне стезею млечной
Насылают верные мечты
И растят в пустыне бесконечной
Для меня нездешние цветы.
И меж тех цветов, в том вечном лете,
Серебром лазурным облита,
Как прекрасна ты, и в звездном свете
Как любовь свободна и чиста!
(1892)
Эти стихи, конечно, не относятся к вершинам русской поэзии, конечно, они могут не нравиться, почему бы и нет, но назвать их “пошлыми манерными стишками”, не видеть разницу между “феей” Бальмонта и стихотворениями Соловьева — значит проявлять культурную неадекватность. У неразличения Сарнова и Зощенко разная природа — Сарнов простодушен: он действительно не видит разницы; Зощенко совсем не простодушен: неразличение намеренно, остро концептуально.
Я вовсе не хочу обидеть Сарнова. Я повторю: он написал интересную книгу, он сплошь и рядом проявляет себя как тонкий исследователь, как тонкий и чуткий читатель. Однако у него случаются провалы.
В цитировании Соловьева есть одна деталь, дающая возможность предположить, что Зощенко его стихотворение хорошо знал: Зощенко приводит текст с маленькой неточностью. У Соловьева “
Исебе не верю”, у Зощенко “Ясебе не верю” — значит, скорей всего цитирует по памяти. И неудивительно — сам же говорит: “мы читали и, должно быть, любили”.Обратите внимание, если “фее” Зощенко дает чисто эстетическую оценку, то в отношении к Соловьеву возникает экзистенциальное измерение: “неприятно читать”, “нестерпимо слышать”, “отвратительно видеть”. В отличие от “феи”, не имеющей к Зощенко никакого отношения, здесь он лично задет. “Должно быть” — фигура дистанцирования. Конечно, любили! Раньше любили, а теперь отвратительно! Тем более отвратительно, что раньше любили!
Минималистский комментарий к стихам Соловьева.