Новый Мир ( № 7 2006)

Удивит читателя “Дневников” не столько нелюбовь о. Александра к философии (это среди священников бывает — и вполне объяснимо), но и к богословию, что для автора “Введения в богословие. Курса лекций по догматическому богословию” и выдающегося исследования “Введение в литургическое богословие” довольно странно. Таким образом ему оказываются “не нужны” не только Н. Лосский-старший — увы, философ, но и В. Лосский-младший — богослов… Впрочем, иногда кажется, что о. Александр не любит или разлюбил не столько богословие, сколько богословов. В предисловии к ранней и талантливой книге “Исторический путь православия” (1954) он благодарит троих своих предшественников, тех, кто были для него “вдохновляющим примером служения Христианской Истине. Прежде всего моего учителя проф. А. В. Карташева, под руководством которого я начинал изучение церковной истории <…> декана Св. Владимирской Академии прот. Г. В. Флоровского: читатель сам увидит, сколь многим я обязан ему. Особенно же хочу назвать имя проф. С. С. Верховского: дружбе и общению с ним я обязан больше, чем могу выразить”3. Проходит двадцать лет, и о Карташеве Шмеман записывает: “Булгаков, Зеньковский, Карташев. Запада, в сущности, они не знали и не понимали, знали западную (преимущественно немецкую) науку и философию. Отсюда все-таки несомненная ограниченность их творчества и вклада” (27 февраля 1974 года). Эта же троица появляется еще раз и в таком контексте: перечисляя тех, кто больше всего ему дал, Шмеман пишет: каждый из них “не только что-то „давал”, но и брал от меня — то есть любил меня, и я, следовательно, был ему нужен. Каждый раз здесь был своего рода „роман”, а не только умственное общение. И этого „романа” совсем не было с другими, может быть, гораздо более замечательными людьми: Карташевым, Булгаковым, Зеньковским” (8 ноября 1974 года). Вот его оценка Флоровского: “Правота Флоровского, „правота Победоносцева”. Это все та же „правота” — людей, никогда не усомнившихся в себе, правота гордыни, мелочности, страха” (17 октября 1973 года). Еще более показательна запись, посвященная похоронам Флоровского: “Без года двадцать пять лет прошло с нашего разрыва в 1955 году. С тех пор видел его — именно и только видел — раза три, не больше. В последний раз в прошлом году на 40-летнем юбилее семинарии: мы молча, „по-поповски”, то есть „в плечико”, — облобызались…” (13 августа 1979 года). И наконец, о третьем из тех, кого благодарит в своей ранней книге о. Александр, о Верховском: “Как он хорош, когда смывает с него его патологическую обидчивость, подозрительность и отсюда — „колкость”” (10 февраля 1975 года).