Новый Мир ( № 7 2007)

Противостояния красных и белых, разумеется, не наблюдалось, но бывали мелкие комичные стычки. Андрей Федорович, у которого когда-то был именной наган (его у него отобрали, ибо Андрей Федорович грозился застрелить любовника своей молодой жены), заспорил с соседом Федором Савельевичем. Бьет себя в грудь и кричит:

— Я — революционер!

Савельич ему в ответ не менее громко:

— А я — контрреволюционер, — вряд ли понимая значение раскатистого слова.

Я догадывался, что многие раньше были за белых, но где они теперь?

За белых, сказывают, воевал одноногий старик-пасечник Сисой да красноносый и веселый дед моего приятеля Леньки Бирюкова, который рассказывает всякие байки о Франции с интимными подробностями про французских барышень, для мальчишеских ушей, надо сказать, неподходящее. Как он оказался в такой далекой стране? — уходил с белыми казаками…

Посаженные и изгнанные в двадцатые, добитые в тридцатые, редкие из “вандейцев” доживали дни в родных местах. Они мало говорили о своей юности, не засвечивались, но порой намекали на что-то такое, о чем хотелось знать подробнее.

...Подробности доходили из семейных рассказов.

Поздней осенью 1919 года дислоцированные на левом берегу красные части готовились к решительному штурму непокорного донского правобережья. Из остатков способного держать в руках оружие населения вновь стали образовываться ополченческие дружины. Все эти ополченцы еще с 1918 года назывались “христовым воинством”. Выходили в поход с хоругвями, с вилами, ну и с берданками, у кого оставались. Престарелый старший урядник, мой прапрадед, и стал у ополченцев с хутора Верховского за командира.

Красные переходили Дон от Черной Поляны уже по льду. Войско спустилось по крутому песчаному яру на тонкий лед и устремилось в сторону хутора. Семидесятилетний, но еще бодрый старик скомандовал зычным урядницким голосом: “Первый взвод! Пли!”

Неравенство сил было слишком велико. Ополченцы скоро устремились в отступление. Кто-то ускакал вдогонку частям Донской армии. Остальные рассыпались, попрятались, затаились.

Урядник загодя решил вслед за регулярной армией не отступать. Он единственный мужчина в доме, у него жена, дочь, внучки, да и годы не те. Неприметно добрался он поздним вечером до родного база и залег на печи за занавеской, прикинувшись больным. Дочери и старшей внучке-подростку велел напялить на себя тряпье пострашней, чтобы не привлечь к себе внимания красных гостей.