Читаем Новый Мир ( № 7 2007) полностью

Давайте попробуем назвать доминанту толстожурнальной прозыдетальным психологическим реализмом(сокращенно — ДПР). Соседние устоявшиеся термины типа “критического реализма” кажутся мне менее точными. Заметьте, что я не утверждаю тотального господства этого жанра (а это именно жанровая характеристика, особенно если превратить ее в определение и присоединить к словуроман,илиповесть,илирассказ). Я говорю именно о доминировании. Уже в процессе подготовки статьи сотрудники “Нового мира” привели мне несколько убедительных контрпримеров, свидетельствующих о наличии “другой прозы” под знакомыми обложками. Конечно. Давайте навскидку примем удельный вес ДПР в толстых журналах за 50 процентов. А потом снимем со стеллажа любого книжного магазина книгу современного прозаика, отечественного или (особенно) зарубежного, массового или элитарного. Вероятность обнаружить там жизнеподобную историю с подробным психологическим вживанием в персонажей ничтожна. Таких книг — одна на десять, если не на сто.

Интуитивно ДПР связан в нашем сознании с великой русской прозой ХIХ века и воспринимается едва ли не как его главное открытие, квинтэссенция.

Не тема нашей статьи разбираться с великой русской литературой, и не стоит вообще делать это бегло. Но все-таки отметим, что в ДПР совсем не вписываются Гоголь, Пушкин, Достоевский (особенно если припомнить Бахтина), Щедрин, да и Чехов. Остаются Тургенев и Толстой. Не будем с этим спорить, скажем только, что они не длили, а открывали ДПР, нащупывали его пропорции. Читатель данной статьи, наверное, сам способен прикинуть, насколько (не) вписывались в довольно узкуюколеюДПР выдающиеся писатели и конкретные выдающиеся произведения ХХ века.

Мысль моя, вероятно, уже ясна. Детальный психологический реализм к ХХI веку настолько уже жанрово обособился и окостенел, что в этих не то чтобы узких, а именно жестких рамках творческий процесс идет не в полную силу. Тезис насчет того, что талант всегда найдет способ для самовыражения, является ловушкой. Драматизм ситуации, когда одаренный автор ради денег ишачит на коммерческое издательство, очевиден. Я же говорю о более скрытой, но аналогичной ситуации, когда автор не из прямой корысти, а ради моральных дивидендов (публикация, вхождение в обойму и т. п.) принимает правила игры толстых журналов и вгоняет себя в прокрустово ложе ДПР.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее