Новый Мир ( № 7 2009)

Заика подходит к стеллажу и торопливо, одну за другой, просматривает книги. Леша, повернувшись к монитору, проверяет почту.

В магазин заходит девушка лет семнадцати, одетая в длинную зеленую кофту и яркие полосатые чулки. Она останавливается возле небольшой полки с прозой-минус-двести-семьдесят-три-градуса — так Леша называет эту полку, — там панкуха и революционная романтика, там вдоволь протеста, садизма и наркоты.

Дописав в теле письма краткий ответ приятелю из Новосибирска, Леша разглядывает девушку, держа правую руку на компьютерной мыши и поглаживая указательным пальцем левую кнопку на ней с таким усилием, чтобы кнопка нажималась на долю миллиметра, но не щелкнула. Девушка кажется Леше привлекательной.

— Ага, на свежатинку па-па-патянуло? — говорит заика, тоже глядя на нее. — А мне такие телки не нравятся. Не люблю этих ма-ма-манерных молодых телок.

— Почему? — спрашивает Леша.

— Это же система, ячейка ку-культуры, — отвечает заика. — Милый голос, бе-бе-бездушный оптимизм. Хочется вот так взять их и придушить, этих ма-малолетних драных коз.

Девушка, поняв, что говорят — о ней, уходит.

— Унылые произведения, — продолжает заика, — ни уму ни сердцу. Романы ва-васновном. А все просто, вот тебе, ба-ба-баловень судьбы, рецепт востребованного сейчас романа: пе-первое — проекция экспрессии, второе — контроль над ре-ре-рефлексией, а третье — поклонение объему… Словесность на-надо спасать.

Леша успокаивает себя, думая, что это всего лишь неизбежная часть работы — терпеть темных личностей, и, по-прежнему не подавая виду, что раздражен, спрашивает:

— А как ты хочешь спасти словесность? Ввести цензуру?

— Нет, ба-ба-баловень судьбы. — Заика нахмурился. — Не цензуру, а редактуру. Большую. Ты же ничего не имеешь про-против редакторов?

— Ничего, — отвечает Леша, — но не надо искажать значение слова “редактор”, это неправильно.

— Тогда что правильно? — не унимается заика. — Правильно, ка-кагда объем повсюду и губит смысл? — Он наугад берет со стеллажа толстую книгу в черной суперобложке и трясет ею. — Вот па-па-пасматри! Теперь каждая сволочь на-наровит роман написать!.. В будущем критики назовут бо2льшую часть са-са-савременных писателей “жертвами объема”. Понял, ба-баловень судьбы?

Заика ставит книгу обратно, затем, опершись о прилавок и приблизив к Леше свое румяное курносое лицо, заговорщицки произносит:

— Бороться на-на-надо с объемом.