Новый Мир ( № 7 2009)

и там ее не достать.

Кружа, старушка клонится вбок,

что футбольный вратарь.

Думает моль: “Неудачный хлопок!

Попробуй, еще ударь!”

 

*     *

 *

Какой-то там санаторий. Какая-то там душевая.

Из воронки стальной струится вода живая,

Решетка из дерева на бетонном полу, над стоком.

Огромное тело стоит, повернувшись боком

К окошку, заложенному мутной стеклянной плиткой.

Где-то там, высоко, лицо с вымученной улыбкой,

Мальчик смотрит на мать, бедра, живот, заросший

Лобок, массивные груди. А ну, скорей, мой хороший,

Сильнее глазки зажмурь, чтоб мыло в глаза не попало!

Мальчик жмурится. Все стемнело, и все пропало.

*     *

 *

Ты не первый и не последний, а просто так,

не тобою сталась неправда и кончится не тобой,

ни сейчас, ни завтра, ни здесь, ни в иных местах,

где собирались толпой, кричали наперебой,

где мальчик кудрявый, в кожанке, круглых очках,

ухватившись за столб, рукою указывал в даль,

где на допросе с размаху коленом в пах

вставляли, потом в подбородок, и никого не жаль,

ни сейчас, ни завтра, ни свет, ни заря, вокруг

страх и трепет, скрежет и скрип, небосвод

опускался ниже, что-то долбил политрук,

как заводная кукла, у которой закончен завод,

ослабла пружина, но иллюзия жизни пока

сохраняется, речь замедленна, чуть слышна,

солдату проще: выпил, дал храпака,

проснулся и снова выпил, а там и смерть не страшна.

Белое солнце выползает из серых туч.

Черная кровь течет по белым рубахам из ран.

Стрекочет пленка. Упругий трехмерный луч

расплющивает конницу о плоский белый экран.

 

 

*     *

 *

Ничему уже не научишься. Ни хрена

не вдолбишь в седую голову. Вот морока!

Пространство заснежено. Настежь отворена

дверь. И все же страшно уйти до срока.

Первому протоптать тропку, чувствуя хруст

и скольжение под подошвами. Взгляды в спину

подталкивают вперед, к воротам. Но город пуст.

Успокойся, шепчет зима, я тебя не покину.

Успокойся, шепчет зима, я иду по пятам,

я несу с собой пустоту, белизну и холод:

облака, хитоны и крылья. Так это будет там,

где мечом архангела мир на куски расколот.

Где играет труба над заснеженной степью, там

каждый сам по себе, не всем же сбиваться в стаю!

Ничему уже не научишься. Но книги стоят по местам.

Что ж, еще посижу, на прощание — полистаю.

*     *

 *

Молчание на три голоса, как сельский церковный хор.

Деревья обледенели и сияют в свете луны.

Извне — увещевание, изнутри — укор.

Спасенье и гибель равноудалены.

Данте прав. От нас отошли и милость и суд.

С двустволкой в руках и равнодушием на лице

Охотник глядит на снег — чьи следы и куда ведут

И что там в конце, кто в терновом венце?

 

 

*     *

 *