Новый Мир ( № 7 2009)

Тем более нет пощады Ламартину:

 

“Поговорим немного о “Грациелле”. Вещь посредственная, хоть это лучшее, что создал Ламартин в прозе. Есть милые детали... [Но] главное, давайте выясним: спит он с ней или не спит?.. Хороша любовная история, где главное окружено такой густой тайной, что не знаешь, что думать, - половые отношения систематически обходят молчанием... Ни одно нечистое облачко не омрачает это голубое озеро! О, лицемер! Рассказал бы правду, как дело было, насколько получилось бы лучше! Но правда требует настоящих мужчин, а не таких, как г-н Ламартин. Что говорить, ангела куда легче нарисовать, чем женщину, крылья скрывают горб... Зато нас угощают тирадой во хвалу римскому собору Святого Петра, сооружению холодному и напыщенному, но коим, видите ли,надобно восхищаться.Так полагается, общепринятое мнение...Надо держаться условного, фальшивого. Надо, чтобы вас могли читать дамы. О, ложь, ложь! Как ты глупа!”[5]

 

А вот про Беранже и вкусы передовой публики:

 

“Я присутствовал на банкете реформистов!.. Какая кухня! Какие вина! И какие речи! Ничто не могло бы внушить мне более глубокого презрения к успеху, чем картина того, какой ценой его достигают... Меня тошнило от патриотического энтузиазма... Прекраснейшие творения мастеров никогда не удостоятся и четвертой доли тех рукоплесканий... Как низко ни цени людей, сердце наполняется горечью... Почти во всех речах хвалили Беранже... Не могу ему простить преклонения, которым окружают его умы буржуазного склада... Вареная говядина претит прежде всего потому, что это главное блюдо в буржуазных семьях. Беранже – это такая вареная говядина современной поэзии: всем доступно и все находят это вкусным”[6].

 

Завершает тему пассаж в письме от 9 июля 1878 года:

 

“Ах, бедная литература, где твои жрецы? Кто нынче любит Искусство? Даникто... Самые талантливые думают только о себе, о своем успехе, о своих изданиях, о своей популярности! Если бы вы только знали, как часто меня тошнит от моих собратьев! Я говорю о лучших из них”[7].

 

Не забывает он и на себя оборотиться:

 

“О, Искусство, Искусство! Какая это бездна! И как мы ничтожны, чтобы дерзать в нее спускаться, особенно я! В глубине души ты, наверно, находишь меня довольно противным существом, наделенным непомерной гордыней. О... если б могла ты видеть, что во мне творится, ты бы меня пожалела, - каким унижениям подвергают меня прилагательные и какими оскорблениями осыпают “что” и “которые””[8].