Новый Мир ( № 7 2011)

О чем это я? А, олдскул. Ну как вам объяснить, что это такое... Знаете, некоторые любят пить прямо из-под крана или покупают бутылочки с водой. Я, знаете, не такой. Я люблю воду из фильтра. Не подумайте, что я сноб или боюсь заразиться, нет. Просто, как бы это сказать… из фильтра вода лучше. Можете мне верить, в фильтрах я кое-что понимаю. А лучший фильтр, скажу вам, — это время. Не в том смысле, как говорят, “проверено временем”, время ничего не проверяет, уж я-то знаю. Но оно улучшает все, что через него проходит. Покрывает такой, знаете, аппетитной корочкой, из-за которой и вода вкуснее, и музыка роднее, и... Что, девчонки красивее? Не знаю, в этом я, признаться, не силен. В музыке силен. И в футболе. В мультфильмах кой-чего понимаю, но в девчонках — извините. Тьфу-тьфу три раза, не моя зараза, как у нас говорили. Не в струю. А вода, наоборот, в струю. Вода из фильтра — это и есть олдскул, понимаете теперь? “Старая школа” значит. Не в смысле, что из облупленного кирпича, хотя я как раз в такой учился, а в смысле “старой закалки”. Не понимаете? Да. Непростая это штука. Я, если признаться, сам до конца не понимаю. Это Любка мне такое прозвание придумала. Конечно. Я сам ни за что бы не додумался. А Любка — она такая, головастая вот. И современная. Да, она не то что я. Она во всех этих новых штучках ого-го, как рыба в воде. Не в том смысле, что молчит и пузыри пускает, нет. А как в своей тарелке... Хотя как это — в своей тарелке? Вы не обращайте внимания, у меня вечно с этими идиомами проблема. У каждого ведь есть вещи, с которыми... не клеится как-то? Ну, знаете, один машину водить не может, как Башкатов, другой “вчера” и “завтра” путает, как Башмаков. Клавдия, например, запомнить не может, что Лигу чемпионов по средам показывают. Представьте себе! Лет пятнадцать уже запоминает, все никак. Дни рождения у всех родственников помнит, а Лигу чемпионов — нет. Чудеса. Что сказать — женщина. У Любки с урнами закавыка. Нет, серьезно, она в урну никогда попасть не может. Вплотную уже подойдет, кинет фантик или, там, окурок, а он все равно от стенки отскочит — и на асфальт. А все от воспитания. Конечно! У нее же матушка, Клара Захаровна, знаете какая? У-у-у, кремень! Дюдюка Барбидокская. Почище Людмилы Прокофьевны. Ну Мымры то есть. В ежовых рукавицах дочку держит. У ежей нет никаких рукавиц. Это нелогичная поговорка, не обращайте внимания. Спуску, значит, не дает. А что поделать — безотцовщина. Только в глубине души Любке не хочется паинькой быть. Нет-нет да и насорит ненароком. Отсюда и с урнами закавыка. По-моему так. А у меня это зонтик и степлер. Казалось бы: зонтик, чего проще, а вот не складывается с ним! Нет, серьезно, как будто каменный век на дворе. Все кругом меняется, прогресс научно-технический, только зонтикам все нипочем: от ветерка выворачиваются, от дождя не закрывают и не денешь их никуда. Они как были пятьсот лет назад, так и остались. И еще лет пятьсот останутся, точно вам говорю. Про степлер и говорить неудобно, непробиваемая невезуха просто. Степлер — это такая штука со скрепками. Кто в офисе работал, тот знает. Ну, офис. Сифо, это с конца если. Извините. Только на степлеры мне никогда не везло: то скрепки не того размера, то бумажка какая-нибудь жалкая дырявиться не желает, кочевряжится. А однажды я этим степлером губу себе продырявил. Представляете? Сидел перед монитором, думал себе что-то — что еще перед монитором делают, — степлер в руках вертел. Есть у меня, знаете, привычка такая: когда задумаюсь, что-нибудь в руках верчу. У вас нет такого? У меня, признаться, есть. Вот так вертел-вертел да и щелкнул себе по губе. И что бы вы думали? Бумагу не дырявил, а тут на тебе — продырявил. “Ура, заработала”, — как Матроскин говорит. Видите, точка белая? Это на память мне о степлерах. С тех пор и не видел. Как они там?