Новый Мир ( № 8 2011)

К а р и н э   А р у т ю н о в а. Пепел красной коровы. М., «Иностранка», «КоЛибри», 2011, 320 стр. (Уроки русского).

Эта проза — короткие, не больше двух-трех, от силы пяти небольшого формата страниц — рассказы, иные и вовсе миниатюры, зарисовки, яркие, густые, как говорят о живописи — пастозные, — эта проза больше похожа на стихи. Своевольное, откровенное «лирическое я», и не одно, свободная композиция, коллаж, калейдоскоп деталей, натуралистических подробностей, роман — четыре страницы, новелла — три, разные города, времена, страны, множество народу, иные с именами, иные безымянные, армяне, евреи, Иерусалим, Киев…

Здесь будет уместно дежурное: «лучше всего автору удаются женские образы».

Поневоле вспоминаются поздний Бунин, Бабель. Нет, это не подражание — просто соприродность: художнической остроты зрения, художнического хищного темперамента и — черт с ней, с тавтологией, — чувственного чувства слова.

Прозу трудно цитировать, а начав цитировать прозу Арутюновой, боюсь, трудно будет остановиться.

P.S.А еще Каринэ — художница. И в живописи ей тоже «лучше всего удаются женские образы».

 

А л е к с а н д р   Б е л я к о в. Углекислые сны. М., «Новое издательство», 2010, 132 стр.

Поэтический почерк ярославца Александра Белякова узнаваем с первого взгляда. Смысловые сдвиги, остранение, парадокс, легкий абсурд при строгом ритмическом и рифменном рисунке стиха — все это, в конце концов, встречается и у других, но у Белякова ко всему этому есть еще и некий не очень-то уловимый, но существенный «довесок».

«укачай меня улыбка / нелюдима и неглыбка / шлюпкой посреди степи / пассажира усыпи / тишину придонных нянек / обживает наш титаник / память чувствуя о нем / ся насильно улыбнем».

Или: «сито опять собирается по воду / тихая радость по детскому поводу / летнее время несут на щите / не удержать чудеса в решете / четного рая почетные узники / мы доверяем испорченной музыке / верной руке монохромного сна / где раскадровку теснит белизна».

Для Белякова важно, чтобы последняя строка внятно подытоживала стихотворение, служила своего рода «сонетным замком». Вот эта-то, при всех остранениях и сдвигах, тяга к едва ли не дидактической внятности и является тем самым «довеском». Потому-то и стихи короткие: играть можно, заигрываться — нельзя, никаких излишеств.

«венере мешают руки / у ники трещит башка / года берут на поруки / избыточного божка / обломками путь размечен / пожалуйста без понтов / покуда не искалечен / для главного не готов»