Первая книга Евгения Шкловского “Заложники” появилась в издательстве “Культура” лет двенадцать тому назад. Теперь его неизменно печатает “Новое литературное обозрение”, не часто, с интервалом в несколько лет, зато не экономя на спичках: на хорошей бумаге и в элегантном, как здесь, у Ирины Прохоровой, заведено, оформлении (“Та страна” — 2000, “Фата-Моргана” — 2004). Охотно, я бы даже сказала — с удовольствием, откликается и текущая пресса. Имена рецензентов, известные, и мнения их, положительные, вынесены на тыльную сторону обложки его сборников и, думается, неслучайно, — судя по персоналиям (М. Кучерская, Д. Бавильский, Вл. Новиков), за неспешной работой Шкловского внимательнее прочих следят литераторы двойного подданства — прозаики, начинавшие свой “творческий путь”, как и автор “Аквариума”, с критических сочинений. Тут есть, видимо, и элемент соревновательности, но и момент солидарности, похоже, присутствует. Репутация — штуковина коварная, а то и
пресволочнейшая. Критик, переквалифицировавшийся в прозаики, поэт, зачисленный в переводчики, вызывают у читающей публики легкую улыбку недоверия. Правда, ни Бавильский, ни Кучерская, ни Новиков от первой профессии не отстали, тогда как Шкловский, что называется, “завязал”. И пишет только прозу, и думает-соображает прозой: минимум рассуждений, максимум лиц, характеров и положений. Впрочем, коллеги сию тонкость-отличие в минус ему не зачли. Дмитрий Бавильский в порыве великодушия не поскупился: назвал талант Шкловского —редким.Дескать, нечасто среди нынешних новеллистов встречаются авторы, способные на нескольких страницах текста “дать законченный образ мира и человека”. Отзыв лестный, но к Евгению Шкловскому неприложимый. Ни в рассуждении мира и вселенной, ни в образах персонажей его прозы, равно как и в мыслях, чувствах и поступках их, законченного не сыщешь. С самой проницательной лупой не разглядишь, ибо, как тонко подметила Майя Кучерская, “мир Шкловского полон тайного движения”. И все-таки и умница Кучерская не стопроцентно точна, во всяком случае, на мой взгляд. Е. Ш. действительно старается “отследить, обозначить едва уловимые метаморфозы, трещинами ползущие по реальности”, но не думаю, чтобы поискии фиксация злокачественных метаморфоз были “одной из основных его целей”.
Да и слово-то это
цель —не из чужого ли и чуждого “словника”? Недаром его так часто склоняет единственно несимпатичный из героев романа “Нелюбимые дети”, заместитель начальницы археологической экспедиции Артем Балецкий. Верно,