Как и Антон Чехов, рассказ о котором (“Провал”) заключает первую, новеллистическую часть “Аквариума”, Шкловский исходит из убеждения: никто из современников не знает и не может знать
настоящей правды.Ни об общей всем “существенности”, ни об отдельных “человеках”, в ней бытующих. Но это вовсе не означает единомыслия с теми, кто решительно предпочел комфортабельный побег от истины утомительным трудам по ее добыванию. Подчеркиваю: не поиски, а добывание. Из чего? Да из того, чего навалом окрест. Из веществанизкой жизни.Из житейского “сора”, пренебрегаемого “идейно передержанной” прозой. Из самых малых малостей не готовой к осознанию себя реальности. Включая, естественно, и “трещины” и “метаморфозы”, но отнюдь на них, как нынче выражаются, не “зацикливаясь”. Про одного из героев романа “Нелюбимые дети”, перебравшего по неопытности дешевого пива,Евгений Шкловский сообщает: “Спиртное вносило в его жизнь хаос, размывало ее, словно бы он вдруг оказывался без очков (хотя был вочках), тогда как Гриша хотел видеть резко — такой, как она (жизнь. —
А. М.) есть. В истинных ее пропорциях. Расфокусированная, она пугала его своей непредсказуемостью и неуправляемостью, выходила из-под контроля… Мир вообще ускользал от Гриши — вот в чем беда. Ускользал от его понимания, а он ежеминутно преследовал его, пытался поймать, накрыть, как бабочку, сачком <…>”.Проще всего отождествить славного сего “вьюноша”, сильно страдающего от непонятностей расфокусированной жизни, с самим автором романа или хотя бы с авторскими воспоминаниями о себе семнадцатилетнем. Но это будет натяжкой. Свой тогдашний молодой опыт, впечатления и чувствования первоначальных лет Евгений Шкловский рачительно и экономно разделил на всех юных героев “Нелюбимых детей”, сверстников Гриши Добнера, — московских школьников, нанявшихся на сезон землекопами в приволжскую археологическую экспедицию. Вместе с Сергеем Торопцевым романист слегка влюбляется в туземную очаровательницу, заодно с ним же выигрывает поединок с Великой Рекой; со Славой Лидзем