Новый Мир ( № 9 2009)

Как им дышится легко и как утешены,

как уютно в тёплом воздухе подвешены

насовсем — и это длится, тянется,

там, где тело острым не поранится.

 

Наверное, эффект этого — одного из самых сильных — текстов сборника  был бы гораздо мощнее, если бы это стихотворение стояло в ряду иных, скажем так, более оптимистичных. Более игровых. Однако в этой метафизике ни о какой иронии, ни о какой самоиронии речи быть не может; ни о какой словесной игре, эквилибристике, избыточности. Там, где только Жизнь и Смерть, — все всерьез. Простая строфика, простые рифмы (горе — море, обид — болит, молчи — в ночи).

Там, где он находится, — не танцуют.

И все же… плясал ведь Давид перед скинией…

Но у него частотным было все-таки другое слово, не «боль», — «Бог». И еще он, наверное, знал и какие-то другие слова. Чуть поменьше, но тоже большие. Любовь. Гнев. Победа. Ярость. Радость, в конце концов.

Мария Галина

Смысл поверх смысла

Феномен артистизма в современном искусстве. Ответственный редактор

О. А. Кривцун. М., «Индрик», 2008, 520 стр.

 

Трудно описать словами, — признается видавший виды искусствовед, — странность и двусмысленность впечатления от этого зрелища». И в самом деле: картина Матиса Грюневальда «Святой Маврикий и Святой Эразм», написанная в начале XVI века, повествует о вещах несомненно «значительных и великих» — «о славе и власти церкви и веры, о незыблемости и великолепии культа», о его «тайнах и мудрости». «Социально-культурный инстинкт», он же «условный рефлекс», срабатывает автоматически, побуждая склонить голову перед величавыми персонажами картины, «перед их делом и их верой». Подходим ближе… и что же мы видим?!