Новый мир. Книга 1: Начало. Часть первая

— Если станет понятно, что начнется война, ты должен уехать отсюда немедленно вместе с мамой. Тут вам не место.

— Что?! — в ужасе вскричал я, вспомнив свою перепалку с мужиком в душе. — Да нет, я не могу! Я уже не ребенок, папа! Я буду сражаться, вместе со всеми!..

— Чушь собачья! — вдруг не на шутку разозлился отец. — Выкинь это у себя из головы!

— Но… — запротестовал я.

— Я сказал — выкинь! Мы с мамой не для того тебя растили и воспитывали, своего единственного сына, чтобы ты закончил свою жизнь в каком-то вонючем окопе из-за чьей-то ненасытной жажды власти. Никакая война не стоит этого, понятно? Никакая!

— Как же, я же вырос здесь, это мой дом, моя община, я должен защищать ее…

— Все это чушь собачья. Генераторное — это просто дыра посреди пустошей, похуже многих прочих мест для жизни. Тут живут разные люди: хорошие, плохие — как и везде. Нас с мамой занесло сюда случайно, когда мы спасали свои жизни. Ты мог родиться тут или в другом месте, и это не имеет совершенно никакого значения.

— Но как же так?! Для тебя ведь это всегда было важно! Ты же всю жизнь работал над тем, чтобы сделать жизнь нашей общины лучше. Ты же веришь в Альянс, и… все такое…

— Если я и делаю что-то, то лишь для того, чтобы ты, мой сын, мог жить в более спокойном и безопасном мире, и растить в нем своих детей. Без тебя все это не имеет никакого смысла. Мне даром не нужно это Генераторное без тебя и мамы. И уж тем более Альянс. Понятно?!

Я недоверчиво покачал головой. Все это было так непохоже на то, что обычно говорил папа и как он сам жил. Владимир Войцеховский был человеком, для которого «долг» и «принципы» — не пустые слова. Патриотом. Разве не за это его все уважали?

— Я не уверен, что это будет правильно, — заупрямился я.

— А я уверен. Не смей даже думать о том, чтобы рисковать своей жизнью ради какой-то идеологической пурги или из глупого чувства привязанности к клочку земли, когда перед тобой открыт весь мир. Ты заслуживаешь большего, Димитрис. Полетишь в космос, как мечтаешь, или займешься другим делом, которое тебе по душе. В конце концов ты нарожаешь кучу детей, вырастишь их, и, когда мы с мамой состаримся и умрем, сможешь, если пожелаешь, выбрать себе глупый идеал, за который будешь воевать. Но вначале верни свой должок нам с мамой за то, что мы вложили в тебя всю душу. Проживи счастливую жизнь.

Я не знал, плакать мне или смеяться. Все это было так неожиданно, что просто сшибало дух.

— Если так — почему ты вызвался ехать в Бендеры? Нам с мамой этого не нужно. Нам с мамой нужно, чтобы ты оставался с нами, — молвил я, испытывающе глянув папе в глаза.

— Я ведь не на войну собрался. Я вернусь через два дня.

— А говоришь так, будто можешь и не вернуться!

— Могу. А могу не вернуться с работы, если сердце прихватит или кирпич упадет на голову.

— Но перед уходом на работу ты не озвучиваешь мне свое завещание!

— Этот разговор давно назрел, я должен был его когда-нибудь начать. Я просто хочу быть уверенным, что, если что-нибудь вдруг случится, то ты не наделаешь глупостей.

— Ты бы сам не сделал на моем месте то, что ты меня просишь.

— Сделал бы. Особенно если бы об этом попросил мой отец, твой дедушка. И я знаю, что он бы попросил, если бы ему представилась такая возможность. Когда началась та, Великая война, тоже находились те, кто хватался за оружие. А я вместе с мамой решил убраться подальше — и вот сейчас передо мной здоровый и умный пятнадцатилетний парень, который бы иначе вообще не родился. Так что я об этом решении не жалею.

— Я просто не хочу, чтобы меня называли трусом и предателем…

— Совершенно не важно, как тебя назовут. Меня вот называют по-всякому, например.

— Но я и сам буду чувствовать себя трусом.

— Бесстрашие — это не главное достоинство человека. А может, и не достоинство вообще. Если есть Бог, то он, должно быть, гневается на людей, которые так дешево ценят дарованную им жизнь, что готовы без раздумий ею пожертвовать.

— По-моему, все религии как раз говорят о том, что надо собой жертвовать, — усомнился я.

— Знаешь, мы ведь не философский диспут ведем, — вздохнул отец. — Если ты не понимаешь то, что я говорю, своим сердцем, то просто доверься моему жизненному опыту. Или твой старый отец для тебя уже не авторитет?

— Нет, просто…

— Ну так слушай меня и делай что я говорю, — твердо произнес отец.

— Мы ведь все равно говорим о нереальных вещах! — напомнил я, казалось, успокаивая себя.

— Об очень маловероятных. Это наш с тобой, как говорится, план «Б».

— Мужчины, ужин готов! — донесся с кухни голос мамы.

Я дернулся было идти на кухню, надеясь поскорее окончить этот тягостный разговор, но папа вдруг крепко сжал мою руку и проникновенно заглянул в глаза. Стало понятно, что от ответа не уйти.

— Пообещай мне сделать так, как я сказал. Обещаешь?