Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая

А что, если это подстава? Может, меня решили-таки отдать под суд вместе с Шоном и Ши, и специально подослали этого Эдварда, чтобы поставить мне в вину участие в каком-то заговоре? Кито ведь знает, что я не стану доносить об этом разговоре. И ведь не стану — что, если я ошибся и из-за меня пострадает этот парень?

Чего он вообще решил подойти именно ко мне? Решил, что мне можно доверять? Почему вдруг?! Я уже почти проклинал его за то, что он поставил меня в такую двусмысленную ситуацию.

А ситуация была очень серьезной. Речь шла не о дисциплинарках и не о карцере. Слово «террористы», непроизвольно вырвавшееся у Кито, возносило ситуацию на совершенно новый уровень. Таких терминов не применяют к мелким правонарушителям.

Похоже, что сидя здесь, в физической и информационной изоляции, мы понятия не имеем о том, какова сейчас истинная политическая ситуация в Содружестве наций. А между тем она, видимо, далеко от тех идиллических картин, что нам пытаются нарисовать воспитатели. И власти, которым приходится предпринимать серьезные усилия, чтобы удержать контроль над ситуацией, видимо, начинают несколько отходить от принципов свободы и демократии (если только эти принципы вообще когда-то существовали в Содружестве, а не были вымыслом с самого начала — в конце концов один и тот же человек держит здесь власть уже больше двадцати лет).

Впрочем, какое мне до всего этого дело?!

Все, что мне достоверно известно — это то, что из-за каких-то неизвестных мне демонстрантов, которые выступали неизвестно за что или против чего, и, как я полагаю, были быстро разогнаны полицией, невинные парни вроде Шона и Ши становятся жертвами паранойи. Вместо того чтобы отбыть здесь два года каторги и выйти наконец в люди, они сейчас рискуют попасть в еще более серьезные неприятности, которые положат крест на всех их мечтах. Эх, ребята, ребята. Ну почему вы не могли держать язык за зубами?!

Все двадцать минут, пока Кито объяснял, что два ученика, возможно, предстанут перед судом за призывы к массовым беспорядкам и грозился самыми суровыми наказаниями тем, кто вздумает «распространять вредные, лживые и опасные слухи о вещах, которые просто неспособны понять ввиду своей неосведомленности и невежественности», я сидел с остекленевшим взглядом.

Когда куратор плавно перешел на меня и заметил, что крайне разочарован моим безответственным и детским поведением, я подумал, что сейчас он наложит на меня еще какое-то наказание, но ошибся. Кито лишь объявил о том, что мы с Парфеновым отбываем с завтрашнего дня в спецгруппу, и назначил на мое место исполнителя обязанностей старосты (им стал Ральф). Словосочетание и.о., примененное к Ральфу, значило, что Кито решил не смещать меня с должности и по возвращении из карцера меня вновь ждут прежние обязанности.

Я заметил, что Поль, когда куратор оглашал свое решение, сидел с бледным видом, то и дело бросая на Кито несчастные, умоляющие взгляды. Я вдруг догадался (и от этой догадки по моему лицу невольно растеклась злорадная усмешка), что Поль, сдавая нас всех с потрохами, надеялся, помимо всего прочего, заполучить себе должность старосты. Но этой мечте не суждено было сбыться. Кито, несмотря на всю свою зловредность, был рационален. Он никогда бы не наделил хоть каплей власти этого жалкого червяка, трусливого и неуверенного в себе, не имеющего даже намека на лидерские качества, который не имеет среди товарищей ни малейшего авторитета и не сможет поддерживать среди них порядок, как это делаю я, что бы он там ни говорил.

В какой-то момент, когда я взглянул в маленькие, злобные глазки профессора Кито, во мне шевельнулось трусливое желание рассказать о разговоре с Эдвардом и тем самым снять с себя все дополнительные подозрения. Но затем я глянул на Поля и понял, что все лучше, нежели уподобляться ему.

— Думаю, это все. Напоследок еще раз хочу напомнить, что все мы здесь — одна семья. Даже больше — единый организм. Никаких секретов у нас быть не может. Проблемы одного из нас не могут не касаться других, подобному тому, как проблемы с почками не могут пройти бесследно для желудка и кишечника. Мы растем и развиваемся вместе. Именно поэтому молчание о нарушениях, которые вам известны — это серьезный дисциплинарный проступок. Рассказав мне, абсолютно анонимно, о чем-либо подозрительном, вы не только принесете пользу своим товарищам, ступившим не на ту дорожку, но и облегчите свою совесть, убережете себя от дисциплинарного взыскания, сделаете еще один шаг к обретению самостоятельности, сознательности и взрослению…

Как всегда — давит на страх и эгоизм. Я подумал, многие ли еще по примеру Поля могут стать доносчиками. И решил, что многие, раз я сам был в шаге от этого. Далее общаться с Эдвардом я не собирался, ноги моей не будет в его 18-ой комнате, но все же донести на него… нет, я просто не мог.

— Ну и раскричался. Как будто мы все в этом виноваты, — недовольно пробурчал кто-то из товарищей, когда мы чистили зубы перед сном.